затруднит суперинтенданта». Тримбл повиновался вызову с легким беспокойством, которое неизменно вызывала у него любая беседа с начальником. Не в том дело, что ему не нравился мистер Макуильям — напротив, ни один шеф не мог бы быть более терпимым, выше ценить проделанную работу, проявлять большее понимание, — проблема была в том, что Макуильям, под серьезной шотландской внешностью которого таилась толика легкомыслия и иронии, с точки зрения Тримбла, временами проявлял к нему чересчур уж большое внимание. Тримбл, который, как и любой человек, гордился своим чувством юмора, ничего не имел бы против, если бы временами эта ирония не была обращена на него. Критику или нагоняй он снес бы без особого труда. Но его шкура — и довольно толстая — страдала от тайного подозрения, что он, прилежный успешный офицер полиции, в глазах собственного начальства являет собой довольно забавное зрелище.
А ведь не придраться ни к единому слову! Иногда суперинтенданту хотелось, чтобы Макуильям чем- нибудь себя выдал, и тогда он, Тримбл, мог бы оскорбиться и поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Но как предъявлять претензию человеку, который его поддерживал, рукоплескал его частым успехам, лояльно прикрывал его редкие промахи и в конечном итоге повысил до высочайше возможного поста? Просто нереально. Часто Тримбл говорил себе, что ведет себя неразумно, что одну лишь благодарность должен он испытывать к тому, кто помогал ему подниматься по лестнице успеха. Если бы только... Если бы только он мог избавиться от неприятного ощущения, что Макуильям при этом считает, что его подчиненный смотрится самую чуточку нелепо, примостившись на головокружительных верхних планках!
— Признайтесь, суперинтендант, — сказал Макуильям, — вы сами вызвались работать в воскресенье?
— Я счел своим долгом прервать отпуск, сэр, — натянуто ответил Тримбл. — Ввиду явной серьезности дела.
— Разумеется, вы были абсолютно правы. Абсолютно. Я не рискнул бы вас побеспокоить, но с облегчением вижу, что вы сочли нужным явиться по собственной воле. Конечно, инспектор Ходжес будет малость разочарован, что упустил шанс вести дело в ваше отсутствие, но ничего не поделаешь.
Тримбл, который был не лучшего мнения об инспекторе Ходжесе, хмыкнул. Однако, не дав ему сказать что-либо, Макуильям продолжил:
— Мне не хотелось бы вас задерживать, потому что я знаю, как вы будете заняты на этой стадии расследования. По сути, это самое вульгарное любопытство с моей стороны. Просто расскажите, как можно короче, про миссис Порфир.
Суперинтендант начал излагать результаты утренней работы настолько лаконично, насколько мог под насмешливым взглядом начальника. Главный констебль слушал не прерывая.
— Прекрасно, — сказал он, когда Тримбл закончил. — Конечно же, вы будете держать меня в курсе, как продвигается расследование. Похоже, дельце скверное. И у меня такое чувство, что за этим убийством скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Ради вас, мистер Тримбл, я склонен надеяться, что так оно и будет. Жаль было бы прерванного отпуска из-за нестоящего дела. Кстати, вы пока ничего не рассказали мне про миссис Порфир.
— В настоящий момент мне нечего рассказать, сэр. Она была вдовой и жила одна в маленьком коттедже в Тисбери. Свидетели, которых я успел опросить, очень высоко о ней отзывались. Пока еще не прошло достаточно времени, чтобы объявились родственники.
— Вдова. И жила одна, — задумчиво повторил Макуильям. — Я как-то с ней встречался. Она пришла ко мне с подпиской на какое-то доброе дело. Мне она показалась кое в чем примечательной женщиной... Вы уже побывали в ее коттедже? — спросил он внезапно.
— Я намерен поехать туда сегодня вечером. После того как...
— Не хотелось бы сбивать ваши планы, суперинтендант, но вам не кажется, что разумнее было бы не откладывать поездку туда даже до сегодняшнего вечера? Не забудьте, она жила одна.
— Выдумаете, сэр...
— Я думаю, в лучшем случае вы обнаружите, что все вокруг домика заполонили джентльмены из прессы. В худшем... Вдруг кто-то интересуется коттеджем миссис Порфир! Я не говорю, что вы должны ехать туда сами и сей момент. Но я рекомендовал бы, чтобы кто-нибудь приглядывал за ним, пока вы не возьмете дело в свои руки. Разумеется, решать исключительно вам, но...
— Я поеду сам, сэр, — коротко ответил Тримбл. — Сейчас же.
Тримбл в большой спешке преодолел пятнадцать миль, отделяющие Маркгемптон от Тисбери. С собой он прихватил злополучного сержанта Брума, которого нашел в столовой штаб-квартиры наслаждающимся сравнительной роскошью обеда, приготовленного не миссис Брум. Они приехали в деревню как раз тогда, когда в соборе закончилась трехчасовая служба Страстной пятницы. У церковных ворот стояли за серьезным разговором прихожане. Справившись о дороге, он двинулся дальше. Свернув в нужный проулок, он с облегчением обнаружил, что коттедж, на который ему указали как на принадлежащий миссис Порфир, как будто не тронут. Группка местных жителей, сплетничающих через дорогу, и несколько детей, выглядывающих в открытые окна, были единственным указанием, что с этим непритязательным домиком что-то неладно.
Какое удовлетворение обнаружить, что ради разнообразия начальник ошибся, подумал Тримбл, нашаривая в кармане ключ. Только зря потратил время. Его можно было бы употребить в другом месте с большей пользой, а не бросаться сюда в погоне за журавлем в небе. Вернувшись, он намекнет Макуильяму — очень деликатно, конечно, — что кое-кто бывает чересчур умным, на беду себе и другим. Такая перспектива очень его порадовала, и, переступая порог дома и делая первые шаги по маленькой гостиной, он уже мысленно составлял подходящие фразы.
Ему едва хватило времени осмотреться, как вдруг послышался звук мотора и в комнатке потемнело. Подойдя к окну, он обнаружил, что доступ свету закрывает огромный открытый грузовик, доверху груженный мебелью и утварью. Из кабины вышли трое: невысокий пожилой человек с ярко-желтыми волосами, молодой человек и юная женщина с крохотным младенцем на руках.
— Разгружай поживей, — резко бросил пожилой.
Молодой человек начал распутывать сеть веревок, которая удерживала груз в кузове. Женщина осталась на тротуаре наблюдать за ним. Младенец заплакал.
Пожилой пошарил в карманах, извлек связку ключей и направился прямиком к входной двери.
— Что за?.. — пробормотал Тримбл.
— Похоже, мы поспели как раз вовремя, — бестактно заметил сержант Брум.
Суперинтендант оказался у двери как раз тогда, когда ее распахивали снаружи, и двое мужчин едва не столкнулись на пороге.
— Эге! — воскликнул новоприбывший. — Это еще что?
— Вы кто такой? — спросил Тримбл.
— Ну и вопрос! Вы-то кто будете, хотелось бы знать?
— Офицер полиции.
— Вот как, полиции? Тогда хотелось бы знать, что вы делаете в моем доме. У вас есть ордер на обыск?
— В вашем доме? — Тримбл был ошарашен. Неужели он чудовищно сплоховал!? — Мне сказали, это дом миссис Порфир.
— Был... До сегодняшнего утра. Я домовладелец... Фамилия Тодмен. Она получила извещение о съезде несколько месяцев назад. Теперь ее нет, и моя Марлен въезжает... Уже несколько недель назад вселилась бы, будь на свете справедливость. Складывай на мостовую, Чарли, — добавил он через плечо зятю. — Вещи старушки Порфир мы в мгновение ока отсюда выкинем, дайте только машину разгрузим. Вот как обстоят дела, мистер... Я въезжаю, и весь тут сказ.
— Вы не можете войти сейчас, мистер Тодмен, — твердо сказал Тримбл.
— Не могу? Кто говорит, что не могу? — Голос Тодмена стал на полтона громче. — В мой собственный дом? Закон на моей стороне, скажу я вам.
Ситуация быстро становилась пугающей.
Поверх плеча Тодмена Тримбл видел, как у того за спиной с магической скоростью собирается толпа любопытных. Марлен, воплощение земных горестей, с вопящим младенцем у груди, сделалась центром
