скопления сочувствующих.
Ее муж за баррикадой мебели на мостовой бодро разговаривал с двумя мужчинами, по всем признакам — газетными репортерами. Где-то на заднем плане слышалось узнаваемое щелканье фотоаппарата.
Тримбл отчаянно старался выиграть время.
— Послушайте, мистер Тодмен, — сказал он самым убедительным тоном, какой был в его распоряжении, — после случившегося мне нужно просмотреть вещи миссис Порфир. Вы должны понять, мне не хочется арестовывать вас за то, что препятствуете мне исполнить мой долг...
Ему действительно не хотелось. Исходя из того, что он слышал, у мистера Тодмена было неоспоримое право на дом. А еще он не знал, до какой степени в его власти того сюда не пустить. Пока он говорил, неприятно всплыло воспоминание о недавнем деле, в котором полицейскому офицеру, находившемуся на территории частной собственности, вчинили иск за неправомочное вторжение и выиграли. Но мистер Тодмен не дал ему времени на размышления.
— Так арестуйте меня! — пискнул он пронзительным фальцетом. — Арестуйте меня! Вы хотите сказать, я прикончил старуху?
— Давай-давай, Джессе! — крикнул умник из задних рядов. — Вмажь им!
Последовали взрывы хохота. По всей видимости, деревня была готова развлечься. В столь унизительную ситуацию Тримбл в жизни не попадал.
— Ну? — подстегнул мистер Тодмен, осмелевший от поддержки сзади. — Я жду. Вы собираетесь меня арестовать или нет?
В это мгновение, к бесконечному и пристыженному облегчению Тримбла, в дальних рядах зевак возникло движение, и он увидел, как через толпу приближается шлем констебля, а толпа при виде его смирно расступается. Под шлемом, насколько он знал, находилась голова полицейского констебля Меррета, одного из самых старых, медлительных и, по мнению суперинтенданта, глупых людей в полиции. Констебль Меррет воплощал все, что Тримбл презирал в полицейском: неуклюжесть, невежество, отсутствие честолюбия и воображения. Однако Тримбл никогда в жизни не был кому-то так рад.
Толкая перед собой велосипед, Меррет медленно приближался к двери коттеджа. Он только что сменился с тяжкого дежурства в оцеплении на месте убийства. Он явно потел, но, судя по всему, это не слишком его волновало. Если он и удивился, застав своего начальника в ловушке на пороге дома миссис Порфир, то ничем этого не выдал; впрочем, его лицо всегда было начисто лишено какого бы то ни было выражения. Прислонив велосипед к стене дома, он подошел к двери и отдал честь.
— Добрый день, сэр! — сказал он самым будничным тоном на свете.
Мистер Тодмен повернулся на знакомый голос.
— Доброго дня, мистер Меррет, — произнес он спокойнее, чем все слышанное до сих пор от него суперинтендантом.
— И вам того же, мистер Тодмен.
— Этот человек, — Тодмен презрительно ткнул в сторону Тримбла большим пальцем, — утверждает, что я не могу войти в мой собственный дом.
— А-а! — задумчиво протянул констебль Меррет. Он шумно пососал нижнюю губу, предаваясь весьма непривычному для него процессу мышления. Воцарилась тишина. Толпа, как заметил Тримбл, теперь притихла. Зеваки понимали, что с появлением их уважаемого констебля — настоящего полицейского в синей форме и в шлеме — перспектива любопытного мятежа стала совсем не привлекательной.
— А-а! — повторил Меррет. — Что скажете, мистер Тодмен? Почему бы нам не войти и не обсудить спокойненько все с суперинтендантом? Уверен, вам не хочется, чтобы весь Тисбери про ваши дела знал, верно?
— Я только этого и хочу: обсудить все спокойно, — рявкнул Тодмен. — Я с самого начала так говорил. Но этот чертов дурак хочет меня арестовать или еще что-то.
— Ну же, мистер Тодмен, не годится так разговаривать с суперинтендантом, — невозмутимо откликнулся Меррет. — Давайте войдем, и рискну сказать, он будет не против, если и ваша Марлен тоже войдет... На улице становится зябко. А что до тебя, Боб Хоукинс, — крикнул он вдруг куда-то в толпу, — ты достаточно долго тут ошивался. Вали-ка домой. И своих друзей с собой прихвати!
Меррет не затруднил себя посмотреть, возымели ли действие его последние слова, но у Тримбла, когда он снова входил в дом с внезапно образумившимся мистером Тодменом, не возникло ни малейших сомнений, что Боб Хоукинс и его друзья отправились по домам, в точности как им было велено.
В доме, когда мистер Тодмен уселся в кресло миссис Порфир, а его внук замолк, получая необходимое пропитание в кухоньке, Тримбл вновь почувствовал себя хозяином положения.
— Вы должны понять, мистер Тодмен, — начал он. — Мне поручено расследование очень серьезного преступления — убийства. Чтобы как следует выполнить свой долг, я должен иметь возможность изучить имущество убитой. Уверен, вы не хотите мне помешать.
Мистер Тодмен был любезен, но решителен. И что более всего раздражало Тримбла, обращался со своими репликами к констеблю.
— Моя старушка, — объявил он, — не желает, чтобы Марлен хотя бы еще одну ночь провела в нашем доме, мистер Меррет. Вам ведь не хуже меня известно, каково там у нас. Живем как свиньи, младенец вопит во все горло, а у моей старушки мигрени. Едва услышала про эту Порфир, так послала меня за грузовиком, чтобы я их перевез. Если я вечером вернусь опять с ними...
— А-а! — отозвался констебль Меррет.
Тримбл вдруг услышал у себя за спиной слабое рыгание. На некоторое время он начисто забыл про сержанта Брума.
— Пока вы разговаривали в дверях, сэр, я воспользовался случаем пройтись по дому, — сказал он. — Наверху ничего важного нет, но вон на том столе груда документов. Готов поспорить, есть самые что ни на есть любопытные. И мебели не больше, чем на один грузовик, — добавил он. — Пусть комнаты и кажутся заставленными, домик-то маленький.
Его слова навели Тримбла на мысль.
— Мистер Тодмен, — сказал он.
Мистер Тодмен был погружен в многоречивую конфиденциальную беседу с Мерретом и на голос суперинтенданта резко обернулся, досадуя, что его прерывают. Тримбла так поразил контраст злобы, с которой Тодмен смотрел на него самого, и его явная вера в дюжего, но глупого констебля, что он вдруг передумал.
— Продолжайте, — сказал он. — Не буду вам мешать.
Он терпеливо подождал, пока Тодмен закончит сагу о семейных несчастьях, а потом сказал:
— Меррет, на одно слово.
Выведя Меррета на улицу, где забытый зять миссис Бэнкс все еще стоял на страже у горы пожитков, Тримбл начал с ним разговор. Как ни странно, понадобилось совсем не много времени, чтобы втолковать констеблю, что именно от него требуется, а когда он понял свою роль, то сыграл ее безупречно.
— Мистер Тодмен, — сказал Меррет, вернувшись в дом, — что вы планировали сделать с обстановкой миссис Порфир?
Тодмен пренебрежительно оглядел «обстановку» своей покойной жилицы — мебель, чье качество произвело столь благоприятное впечатление на Горацио Уэндона.
— Даже не думал, — небрежно бросил он. — Тут ей теперь делать нечего, на мой-то взгляд.
— Вас могут ждать большие неприятности, если просто выставите ее на улицу, — указал Меррет. — Пока ведь не известно, чья она теперь, сами понимаете.
Он помолчал, давая Тодмену уразуметь, а потом добавил:
— Думаю, в ваш грузовик она поместится.
— И куда же я ее повезу, мистер Меррет? Сразу вам скажу, мой дом я ею загромождать не позволю.
— Почему бы вам не спросить у шефа, нельзя ли отвезти ее в штаб-квартиру полиции? Получите обычную свою ставку за перевоз, а пока будете в дороге, я, пожалуй, пособлю Чарли Бэнксу внести вещи. Тогда Марлен вселится еще до ужина, и все в выигрыше. Что скажете?
