— Ну, мистер Уэндон? — сказал Тримбл.
Уэндон явно был в большом возбуждении, и прошло некоторое время, прежде чем он заговорил.
— Послушайте, вы совершили страшную ошибку, — наконец выдавил он.
— О чем именно вы говорите?
— Я об аресте Пурпура. Вы совершенно не по адресу.
— А кто вам сказал, что я арестовал мистера Пурпура?
— Черт побери, я же был на дознании сегодня утром... Я видел, как вы это делали. И говорю вам, вы абсолютно не по тому следу идете. Он, возможно, самая большая свинья на свете, но я не намерен стоять в стороне и смотреть, как его вешают за преступление, которого он не совершал. Это не шутки.
— Ну же, успокойтесь, сэр. Полегче, и мы гораздо лучше поладим. Никто пока не арестован. Мистер Пурпур приехал сюда по моему приглашению, чтобы ответить на несколько вопросов и дать показания. В точности как давали показания вы. Вот и все. Вам вовсе незачем делать скоропалительные выводы и говорить про то, как вешают невинных людей, или другую ерунду.
— Но в газетах говорилось...
— Если в вашем возрасте вы верите всему, что пишут в газетах, мистер Уэндон, вы очень наивный человек. Так или иначе, в газетах говорилось только то, что мы разыскиваем мистера Пурпура. И мы его разыскивали. Теперь мы его нашли. Будет ли он арестован, это мы еще посмотрим.
— Но вы можете его арестовать... А я случайно знаю, что он невиновен.
— Вот как, мистер Уэндон? И могу я спросить откуда?
— Именно это я и пытаюсь вам рассказать. Когда мы виделись позавчера, вы просили меня прийти, если я еще что-нибудь вспомню.
— Я это прекрасно помню. А еще я помню, вы сказали, что это без толку, поскольку память у вас дырявая.
— Ну так вот, я вспомнил. Вспомнил, когда увидел Пурпура на дознании.
— Что именно вы вспомнили?
— Что я видел Пурпура на холме в четверг.
— Что он делал?
— Шел пешком. — Уэндон говорил теперь очень медленно и тщательно. — Он поднимался наверх пешком по главной тропинке. Как я уже говорил, я возился с машиной на шоссе и видел его издалека. Потом я завел мотор и поехал очень медленно, из-за тормозов. Я видел его практически всю дорогу. Он направлялся прямехонько к гребню холма. Он и близко к деревьям не подходил.
— Вы как будто очень в этом уверены, мистер Уэндон.
— А я и уверен. Черт побери, вам незачем думать, будто я все сочинил, чтобы спасти шкуру грязной крысы вроде Пурпура. Просто я не могу стоять в стороне и смотреть, как вешают...
— Да, это вы уже говорили. Жаль, что вы не смогли вспомнить эти важные факты, когда я был у вас в субботу.
— Прошу прощения, но такая уж у меня память. Ее просто надо чуток встряхнуть, а когда я увидел, как вы уводите Пурпура после дознания, меня и встряхнуло. Вот и все.
— Прекрасно. — Тримбл вздохнул. Вид у него стал вдруг очень усталый. — Я прикажу записать все, что вы сказали, мистер Уэндон, и когда подпишете свои показания, можете идти.
Он на минутку вышел из кабинета. В обшей комнате он подал знак сержанту Бруму.
— Пурпур уже уехал? — спросил он.
Брум выглянул в окно:
— Как раз садится в машину, сэр.
— Бегите вниз и остановите его, ладно? Я должен еще раз с ним переговорить после ухода Уэндона. Потом пошлите ко мне в кабинет машинистку.
Когда Уэндон удалился, Пурпура снова привели в кабинет суперинтенданта. На сей раз разговор вышел очень короткий.
— Один, последний, вопрос, мистер Пурпур. Вы говорили, что видели, как с холма спускается автомобиль. Можете его описать?
— Да, — без заминки ответил Пурпур. — Похож на джип с тупым носом.
— Вот так-то, — сказал после Тримбл Бруму, — вот так-то. Если Уэндон говорит правду про свою странную память, Пурпур чист как стеклышко.
— А зачем ему лгать? Если кто и ненавидит ближнего хуже чумы, так это Уэндон Пурпура. Видели бы вы их, когда они столкнулись в комнате ожидания.
— А Пурпур со своей стороны только что подарил Уэндону отличное алиби. Почему-то я сомневаюсь, что он стал бы так поступать из чистой любви к ближнему. — Суперинтендант пожал плечами. — Какие- нибудь новости из Богнора есть? — спросил он вдруг.
— Пока нет, сэр.
— Позвоните в больницу и узнайте, достаточно ли Тодмен оправился, чтобы с ним можно было поговорить завтра. Скажите, дело срочное.
Срочное... Срочное... Слово барабанным боем отдавалось в голове Тримбла, когда он, вернувшись за свой стол, сел заново перечитывать все растущую папку, документы из которой — со всеми их пробелами и изъянами — рано или поздно придется положить перед добрыми, но ехидными очами главного констебля.
Глава девятнадцатая В БОЛЬНИЦЕ И ОТЕЛЕ
Медсестра сказала:
— Можете зайти к мистеру Тодмену. Но, пожалуйста, помните, что ему нельзя волноваться. И вы не должны задерживаться долго. Когда я скажу, что время уходить, вы уйдете, и никаких разговоров. Ясно?
Это была крошечная женщина с рыжими волосами и тонкими жесткими губами. Два крупных детектива пред ней съежились и кротко заверили, что прекрасно все поняли. И также кротко последовали за ней по гулкому гигиеничному коридору в палату мистера Тодмена.
В лицо Тримблу злобно уставились из-под массы бинтов холодные зеленые глаза.
— Опять вы! И как я догадался! — приветствовал детективов Джессе Тодмен.
— Я не стану вас долго задерживать, — заверил его суперинтендент. — Всего несколько вопросов.
— Можете оставить свои вопросы при себе, мистер, прямо вам говорю. Мотоциклист сигнала не подавал. И плевать мне, что говорят. Ни тени сигнала. Откуда мне было знать, что он собирается поворачивать?
— Мне нет дела до мотоциклиста, мистер Тодмен. Нас с сержантом интересует только убийство миссис Порфир.
— Мерзкая старая гадина! — рявкнул мистер Тодмен.
Он закрыл глаза, и на мгновение показалось, что это его последнее замечание о миссис Порфир. Но он открыл их снова, и на сей раз в его взгляде читался некоторый страх.
— Э-эй! — выдавил он. — Вы снова были в доме у моей Марлен?
— На сей раз это не имеет отношения к коттеджу, мистер Тодмен.
— Тогда ладно. Если Марлен устроена, мне плевать, что со мной будет. Миссис Порфир! Ха! Это была удача, вы уж поверьте. Я писал, предостерегал ее, но без толку. Если бы она уехала, когда я просил, может, ничего не произошло бы. Триста фунтов я ей предлагал, а она отказалась образумиться. А если бы она согласилась в «Альпах» меня послушать, я поднял бы до четырехсот пятидесяти. Но разве она
