потренироваться с Эллисом в непривычной для него обстановке и несколько раз выиграл. Впрочем, возможно, я просто изучил уже его манеру боя. Всё чаще заставляю Эллиса подвигаться, попотеть. Год тренировок с персом не прошел для меня впустую.
Штормик отнес нас немного на запад. По моим подсчетам мы должны были уже добраться до Британии, но берега пока не было видно. К сожалению, без часов не мог определить долготу. Интуиция подсказывала, что мы левее, идет на Ирландию, поэтому изменил курс немного вправо. По рассказам знакомого мне константинопольского судовладельца, олово в Британии добывали где-то на юго-западе, на полуострове Корнуолл. Порт, через который «экспортировалось» олово, находился со стороны Кельтского моря. Поэтому я не боялся проскочить мыс Лизард. Лишь бы не выскочить на берег ирландский или любой другой. К сожалению, и широту я не мог определить, потому что небо затянуло тучами, и пошел классический британский дождь — мелкий и, как кажется, бесконечный. Но нет худа без добра. Матросы растянули над палубой старый парус с дыркой в центре. Дождевые капли стекали по парусу к дырке, а через нее — в пустую бочку. Наполнялись бочки очень быстро. Команда сразу повеселела. Последние дни воду экономили, ничего не варили, питались всухомятку. Теперь можно было и напиться вволю, и поесть горячего, и помыться, и постираться.
Через два дня дождь прекратился. Вместо него задул штормовой юго-западный ветер. Солнце ненадолго появлялось из-за туч, но широту измерять было незачем. С левого борта появился берег. В двадцать первом веке я целый четырехмесячный контракт работал на линии Кардиф-Дублин, поэтому сразу узнал ирландский мыс Корнсар. Мы находились в самом начале пролива Святого Георга — самого узкого места между Британией и Ирландией. Если бы я в двадцать первом веке промахнулся на сотню миль, сразу бы стал безработным капитаном. В шестом веке, после продолжительного перехода в открытом океане, такой результат можно считать успехом. Вот только развернуться и направиться к месту назначения мешал встречный ветер.
Я решил пройти вперед, поджаться к гористому уэльскому берегу и переждать там шторм. Оставив только штормовой стаксель, легли на курс бакштаг. Постепенно ветер усилился баллов до девяти, если не больше, и начал заходить по часовой стрелке. Волны поднялись метров до трех, не собираясь останавливаться на достигнутом. Они били в корму справа, отчего шхуна вздрагивала и кренилась, жалобно скрепя. Ахтеркастель прикрывал нас от волн, но все равно палубу иногда накрывало водой полностью. Она едва успевала стекать через шпигаты до прихода следующей высокой волны. Меня поражало в этих морях то, что при южных ветрах случаются жестокие штормы. Обычно это привилегия северных ветров. К берегу поджиматься теперь было опасно, поэтому я повел шхуну на север.
К следующему утру шторм разыгрался на все двенадцать баллов. Волны все чаще заливали палубу. Мои матросы, мокрые и озябшие, уже не успевали откачивать воду из трюма, хотя работали без остановки. Я тоже был мокрый с головы до пят и на ветру быстро замерзал, не смотря на то, что натянул на себя поверх шелковой рубахи и штанов еще и шерстяные и надел новый кафтан из темно-зеленой плотной шерстяной ткани с накладками из индийской парчи — плотной узорчатой шелковой ткани с переплетающимися золотыми нитями — на воротнике, концах рукавов, по краю верхней полы и подола. Сшили его по моим пожеланиям, вопреки византийской моде. Данью этой моде были детали из индийской парчи, на которых настояла моя жена. Они должны были указывать на мой социальный статус. Еще я обул длинные сапоги и туго подпоясался. Даже в моей каюте гуляла по палубе морская вода. Две пары тонких шпигатов по бортам не успевали пропускать ее, прорывавшуюся в щель между дверью и палубой. На столе лежала развернутая карта. Я запрятал ее в футляр и засунул во внутренний карман кафтана — самое сухое место.
Набрав морской воды, шхуна осела глубже, стала менее чувствительна к ударам волн, зато они легче перекатывались через фальшборт, заливая нас все сильнее и сильнее. Все валились с ног от усталости и холода. Держались только на вине, благо было его много. Пока много. Вигила, который достал из трюма очередную амфору, доложил, что там сильно воняет вином и всё мокрое. Наверное, разбились несколько амфор. Черт с ним, с вином! Главное выбраться из этой свистопляски. Когда-нибудь она должна закончиться. Ничто в этом мире не бывает вечным, даже неприятности.
На третий день шторм не прекратился. Он зашел еще по часовой стрелке и теперь дул с вест-зюйд- веста. Мы как раз миновали остров Ангсли, и я решил повернуть больше вправо, чтобы спрятаться за ним и переждать шторм или хотя бы отдохнуть немного. Но по мере того, как мы смещались за остров, ветер переходил в вестовый. Спрятаться не удалось. Я старался вести шхуну в северном направлении, чтобы не приближаться к берегу, но нас медленно и уверенно сносило к тому месту, где будет (или уже есть?) порт Ливерпуль.
На четвертый день, во второй его половине, когда ветер задул уже с норд-веста и вроде бы начал помаленьку стихать, у нас в очередной раз сорвало штормовой стаксель. Буквально за минуту парус превратился в лохмотья. Шхуна сразу начала разворачиваться бортом к волне — самое опасное положение. Я побежал на полубак, чтобы помочь поставить запасной парус. Когда добрался до бушприта, шхуна начала крениться на левый борт, перед которым поднималась громадная волна. Она надвигалась неторопливо, вроде бы даже замедленно. Я поднимал голову, чтобы не упустить из вида ее подрастающий, белесый от пены гребень. Почему-то для меня стало очень важным не упустить из вида этот гребень. И только когда у меня заболела шея, выгнутая до предела назад, я вдруг понял, что волна вот-вот обрушится. Я инстинктивно упал, обхватив двумя руками бушприт. Он был мокрый, скользкий, холодный, но казался толстым и крепким. Я не услышал звука падающей волны. Удар был настолько сильный, что я потерял сознание. Очнулся вроде бы быстро. Вода бурлила вокруг меня так, как бывает, когда на мелководье ныряешь в высокую волну. Я держался за что-то круглое и скользкое. Оно вертелось в морской воде вместе со мной. Когда от задержки дыхания закололо в груди, меня наконец-то вытолкнуло на поверхность моря. Держался я за обломок утлегаря. Как он оказался в моих руках — понятия не имею. Поднявшись вместе с ним на волну, убедился, что шхуны рядом нет. Всё, что от нее осталось, — это обломок утлегаря. Бедный мой экипаж! Впрочем, у меня будет шанс позавидовать им: вокруг только штормовое море, причем очень холодное…
© 2012
