Добросовестный роман:Гретхен с шеей полновеснойИ берлинский Дон-Жуан.Лобызнутся, вытрут губы —И опять за бутерброд.Пожуют, оскалят зубыИ друг к другу тянут рот…В весла яростно влезая,Выбираюсь на простор.Из надводного сараяЗапыхтел пузан-мотор.Трели томных жабьих взводовВсе страстнее… Ну и прыть!Хоть у них без бутербродовОбойдется, может быть…Яхты плавно и любовноВоду носом бороздят.Вечереет. В восемь ровноНадо к пристани назад…Мглится влажная прохлада.Вдруг под ивой у корягПузырем всплыла наядаИ беклиновский толстяк.Не смутился я нимало,—Чем нас нынче удивишь?И шипящей лодки жалоК ним направил сквозь камыш.В час вечерний, в час бескрайний,В час, гасящий небосвод,—Что друг другу шепчет тайноНежить местных пресных вод?«Не утопленник — огарок!»Злобно фыркнул водяной.«В кошельке — сто тысяч марок…Тьфу, какой улов дрянной!»А в ответ уста вздохнули:«Ах, что сделалось с людьми!Дед! Куда ж они девалиВсе червонцы, черт возьми?!»…<1923>
??????Помню май в Берлине блеклом:Каждый день, как раб наемный,Дождь с утра дубасил в стекла —Монотонный, неуемный…Хлюпал-булькал плеск струистый.Разбухало все в природе,—Вишни были водянисты,И табак сырел в комоде.??????Переулок был безлюден,??????Тая в мутной синеве,??????И мозги мои, как студень,??????Колыхались в голове.??????Не потоп ли? Весь в смущенье,Ощутил я трепет рабий:Потерял Господь терпенье,—И опять разверзлись хляби…Я к издателю собралсяСговориться о ковчеге,Но подумал… и остался:Пусть уж тонет, дьявол пегий!??????Сквозь гардины с дрожью в теле??????Заглянул я за карниз:??????Пустяки! Вода с панели??????Уходила в трубы вниз.??????А теперь сижу я в Риме.Август месяц на исходе,