Умножьте на два:Двенадцать мильонов рук,Которые чешут угрюмо в затылках,Вы понимаете сами…О дорогие Соединенные Штаты!Рикошетом ваш жест благородныйКоснется и нас:Любой эмигрант вывернул триждыСвои довоенные брюки,—В четвертый нельзя!..По «репарациям» нашим —Квартира! Газ! Электричество!Долг в угловой мелочной!Долг краснощекой, но зверски безжалостной прачке!Никто не дает нам отсрочки…А доходы?Американский любой финансистСошел бы с ума,Если б вздумал в бюджете нашем шальном разобраться.А ведь мы тоже люди, о Гувер!И по случаю летаТоже имеем формальное правоНа распродажный купальный костюм,На чайную розу в петлице,На пару светлых подтяжек,На билет из Парижа в Кламар(Туда и обратно),И на свой ежедневный бокалТемного пива, о Гувер!..<1931>
Быть может, в тихом Нанте, быть может, в шумном Марселе —Адрес мне неизвестен, не знаю особых примет,Он моет в бистро бокалы, вытирает столы на панели,Хмуро смотрит в окно, — но уличный шум не ответ.Настанет вольный вечер, в бистро собираются люди,С отцами приходят мальчишки — поглазеть, лимонада глотнуть…Наклоняйся за клеткой-прилавком к мокрой щербатой посуде,Сверли пустыми глазами чужую веселую муть!Скроются поздние гости, зевнет почтенный хозяин,Мальчик скользнет в мансарду, в низкую душную клеть:В оконце темные кровли, фонари пустынных окраин,Звездной дорожкой змеится железнодорожная сеть.Никого… Тишина и усталость. Тринадцать лет или сорок?Скрипит беспокойная койка, слуга храпит за стеной.С восходом солнца все то же: метла, груды пробок и корок,Бокалы, бокалы, бокалы и пестрый плакат над спиной…А есть ведь слова на свете, иль были, быть может, когда-то?Беспечность, радость и детство, родина, школа и мать…За что над детской душою такая нависла расплата?Как этим плечам невинным такую тяжесть поднять?<1926>
