Союза многие памятные вещи — даже картину с невразумительным зимним пейзажем я узнал — такая же висела у моих соседей в Москве. Мы расположились в гостиной и сразу приступили к делу:
- Давай, говори! – подбодрил я Сарит.
И девушка снова рассказала историю о том, как машина, которая, казалось, ехала мимо, вдруг затормозила, потом отъехала, разогналась и сбила Андрея.
Андрею история показалось невероятной.
- Что ж ты сразу мне и Ури этого не сказала?
- Тебя не хотела беспокоить, ты едва живой был, а с Ури мы вообще сперва на разных языках разговаривали, – пожала она плечами. – Полицию-то я сразу поставила в известность. И потом я думала, что вы и так всё видели.
- Ничего мы не видели. Как ты сама-то это в таких подробностях разглядела?
– Вы же меня на амбразуру бросили, а сами книжки читали и сны смотрели – за дорогой я одна и наблюдала. И еще тот араб...
Сам Андрей прокомментировать ничего не мог — он почти ничего не видел, а если что и видел — то не помнил. Собственной версии событий у него не было. Но предположение, что пытались сбить именно его, Андрей отверг категорически.
– Я здесь никого, кроме вас, не знаю. Кто бы мог на меня покушаться? Может, все-таки в кого-то из вас целились?
– Эта версия вчера тщательно разрабатывалась, но была отвергнута.
– Если честно, меня гораздо больше, чем это запутанное дело, волнует мой перелом. Из-за него я не смогу путешествовать минимум месяц. А мне совершенно необходимо в одно место попасть!
– Снова на «гору Искушения»?
- Ну да. Я же говорил тебе, там есть нечто очень важное для меня...
- Вообще-то ты этого не говорил, но по лицу было понятно... Думаю, что по горам ты уже не попрыгаешь — в этот приезд. Только в следующий. Но не волнуйся, организуем тебе что-нибудь альтернативное поблизости… Мы обязаны компенсировать или как-то скрасить тебе твои лишения. А святых мест в Иерусалиме, слава Богу, хватает.
- Ты не понимаешь! Это совсем не то, что ты думаешь. Это место совершенно незаменимо. Я ради него ехал, ради него оставил институт, и не только...
В этот момент в дверях показались хозяева. Невысокий скромный сверх-интеллигентный Зеэв и шумная энергичная Марина. Зеэв говорил тихо и неторопливо, мягко возражая и не спеша обдумывая ответ — это создавало такую теплую спокойную атмосферу, которой мне не хватало дома. Мы поговорили о наезде, а затем разговор, как всегда в то время в среде репатриантов из СССР, незаметно соскользнул к теме перестройки и рухнувшего железного занавеса. События на бывшей родине живо интересовали моих земляков, все это казалось диковинным, сверхважным и вызывало восторг, удивление и гордость.
– Для меня это событие было полной неожиданностью. Признаюсь, я всегда думал, что тоталитарные системы не разрушаются изнутри… Были ли какие-то признаки приближающегося переворота? Вы что- нибудь замечали? – обратился он к Андрею.
– Никаких признаков не было. Сперва Горбачев вырубал виноградники и ставил повсюду своих людей, никакими свободами и не пахло. Весь 86-й год все шло «по-брежнему». Я очень удивился, когда на радио «Свобода» один комментатор разглядел признаки тектонического сдвига в том, что в журнале «Коммунист» была опубликована статья, в которой сдержанно хвалили Василия Гроссмана. И что бы вы думали? Он-таки, комментатор «свободный», прав оказался! Но первые полтора года Горбачев свои революционные намерения умело прятал: только гайки закручивал и ничем, кроме этой статьи в «Коммунисте», себя не выдал.
– Я слышал, – добавил Зеэв, – в 1986 году даже просьбы на выезд в Израиль перестали принимать.
– И вот 8 декабря в Чистопольской тюрьме умер Анатолий Марченко. Он держал бессрочную голодовку за освобождение всех узников совести, – продолжил Андрей. – И вдруг все в одночасье переменилось, как по волшебству: 19 декабря освобождают Сахарова, а 7 февраля следующего года первых 42 политзаключенных.
– Бедный Марченко, чуть-чуть не дотянул, – горестно вздохнула Марина.
- Да, 10 дней всего, – согласился Андрей. – Только, знаете, мне иногда кажется, что именно он-то как раз и дотянул. Все это дело дотянул и с мертвой точки сдвинул. Может, и звучит невероятно — я иногда думаю, что без его гибели никаких освобождений бы не было. Допустим даже, что Горбачев сам давно хотел всю эту казарму советскую распустить — но для этого нужен был момент, когда все политбюро находится в смятении.
- Вы хотите сказать, что если бы Марченко тогда снял голодовку, Сахаров бы и сегодня в Горьком оставался? – уточнил Зеэв.
- Почему нет? Марченко с его максималистскими требованиями был совершеннейшим Дон Кихотом, но он, похоже, знал, что делал: ценой жизни перелицевал действительность.
Мысль Андрея всем понравилась, и я было принялся рассказывать про каббалистическое понятие «импульс снизу», когда человеческая решимость пробуждает ответный «импульс сверху», но неожиданно зазвонил звонок. Зеэв извинился, снял трубку и некоторое время молча слушал. Мы ждали.
– У него всего лишь перелом, – сказал он наконец на иврите, – минуту…
Зеэв прикрыл трубку:
– Звонит какой-то молодой человек, который был с вами, когда сбили Андрея. Говорит, телефон ему дали в больнице. Спрашивает, что с Андреем.
– Какой молодой человек? – удивился я. – Араб?
– Наверное... У него вроде арабский акцент.
– Дайте-ка, я с ним поговорю, – попросил я и взял трубку.
– Алло!
– Шалом, с кем я говорю?
– Это араб! – прошептал я, делая знаки друзьям. – Говорит Ури, я тоже был тогда на тремпиаде, при наезде. Хотелось бы поговорить.
Араб молчал.
– Алло, ты меня слышишь?
Молчание.
– Я буду завтра в Старом городе до пяти вечера, – произнес он наконец, и мне показалось, что он уже вешает трубку.
- Эй, подожди! Завтра у Яффских ворот, в 15.00! – бросил я наугад.
Самому мне это не очень подходило, потому что в четыре у меня был урок рава Эшхара, который я очень любил, но надежда успеть все же оставалась.
Опять долгое молчание.
– Хорошо, в три, но на площади Цион, – донеслось, наконец, из трубки.
– Еще лучше.
- Тогда до встречи, – послышались частые гудки.
Уф! Я стоял и все еще слушал гудок телефона, пытаясь осмыслить, что произошло.
– Зайдешь сюда после разговора с ним? – спросил Андрей.
– Я тоже хочу послушать! – воскликнула Сарит.
– Конечно, Сарочка, ты тоже приходи, – кивнул ей Андрей.
– Но только не раньше четырех! – наставительно добавил я. – Хватит уже школу прогуливать.
Сарит вспыхнула, хотела что-то возразить, но промолчала.
«А сам-то ты разве не готов прогулять урок рава Эшхара?» – подумал я с некоторым даже удивлением.
***
Я был на площади без десяти три. Араб уже ждал меня. Мы сразу узнали друг друга, пожали руки и
