Трехлетний опыт работы на ферме и некоторые сбережения, сделанные за этот период, позволили мне войти в долю с основным владельцем хозяйства – Шимоном. Мы завели более ста голов овец и коз, из молока которых изготовляли сыр, держали также и кур, приносящих каждый день до пятисот яиц. Продавали мы эти яйца почти в два раза дороже обычной рыночной цены, но покупатели находились. Во- первых, питались наши куры натуральным кормом, и яйца были вкусные, а главное – жили птицы привольно, и у покупателей была уверенность, что они не участвуют в истязании живых существ. К сожалению, на многих фермах курицы томятся в тесных клетушках, простаивая всю свою злосчастную жизнь на решетках.
Маахаз мой находился в десяти минутах езды от Кохаша, и Сарит часто заезжала ко мне на ферму, чтобы показывать своей дочке мою живность. В первую очередь пятилетнюю Тамар интересовали, конечно, ягнята. Она все время целовала их, прижимала к себе, нарекала самыми смешными и нелепыми нежными именами.
– Какие они в самом деле трогательные... – говорила Сарит, глядя на дочь. – Эти овцы, наверное, самые счастливые матери на свете. Не смейся!.. Если этот ягненок вызывает такое умиление у нас, существ от него столь далеких, то подумай, что должно твориться в душе у овцы...
Я представил себе плачущую от умиления овцу, засмеялся и посмотрел на Сарит. Вот она-то точно была очень трогательной вместе с дочкой и всеми этими ягнятами.
– Сами вы ягнята! – сказал я, радуясь, сам не зная чему.
Я постоянно навещал Сарит. Работать большей частью приходилось допоздна, и обыкновенно, когда я появлялся в Кохаше, Тамар либо уже спала, либо укладывалась спать. В этом ей помогала не только Сарит, но и десятилетняя соседская девочка, которая иногда за Тамар присматривала.
Девочка эта поначалу просто читала вместе с Тамар молитву, но потом на моих глазах преобразила это чтение в некоторое удивительное таинство. Она представила дело так, будто архангел Габриэль, наблюдающий за молитвой Тамар, каждый раз клал ей под подушку скромные подарки в виде стеклянных шариков и личных посланий, в которых хвалил Тамар за усердие, проявленное в молитве. Тамар благоговейно хранила эти сувениры в специальной коробочке и периодически просила Сарит или меня перечитать ей эти трогательные и одновременно величественные ангельские послания.
– Мне уже самой стало трудно верить, что эти письма просто какая-то девочка написала, – смеялась Сарит. – Кажется, что они и в самом деле с небес.
После того как Тамар засыпала, мы с Сарит перекусывали и что-нибудь вместе делали: слушали записи лекций известных раввинов, смотрели фильмы или просто болтали.
Однажды в один из таких вечеров я показал Сарит место в Гемаре, в котором рассказывалось, как во втором веке до нашей эры рабби Йегошуа бен Перахия вместе со своим учеником Йешу из Назарета бежали от преследований царя Янная в Египет. После того как гонения кончились и они вернулись обратно, им устроили роскошный прием в гостинице. Рабби Иегошуа воскликнул: «Как прекрасна эта гостиница!», но слово «гостиница» – «ахсания» – означает также и хозяйку гостиницы. Йешу понял рабби Йегошуа именно в этом втором значении слова и ответил: «Мне так не кажется. У нее слезятся глаза». Тогда рабби Йегошуа рассердился: «Нечестивец! – воскликнул он. – Вот оказывается, что тебя занимает – (женщины)!» После этого он объявил Йешу «херем» – отлучение. Несколько раз Йешу возвращался к своему учителю и просил принять его обратно. Но Йегошуа бен Перахия был непреклонен. Однажды, когда Йешу снова пришел просить у него прощения, рабби Йегошуа решил было его принять и сделал знак, чтобы тот подождал, пока он кончит молитву. Но Йешу показалось, что его снова гонят. Тогда Йешу пошел установил кирпич и публично поклонился ему. Когда же рабби Йегошуа позвал его, Йешу ответил: «Я выучил от тебя, что тому, кто согрешил и совратил многих, не предоставляют возможности раскаяться».
– Объясни мне только, при чем тут царь Яннай? – удивилась Сарит, – ведь он правил за сто лет до Йешу?
– В этом вопросе, действительно, имеется некоторая нестыковка…
– И как же она объясняется, эта нестыковка?
– По-разному... Например, по мнению Рабейну Тама, Гемара вообще ни разу не упоминает об основоположнике христианства. Везде, где написано имя «Йешу», речь идет об ученике рабби Йегошуа бен Перахии, жившем за сто лет до до Йешу христиан.
– Послушай, – неожиданно предположила Сарит, – а вдруг мудрецы допустили ошибку всех начинающих читателей ессейских текстов и отождествили Учителя Праведности с Йешу из Назарета?
– Но только, может быть, тогда это и никакая не ошибка?! – осенило меня вдруг.
– То есть?
– Подумай, ведь если Учителя Праведности звали именно Йешу, то они вовсе и не ошибались! Ведь учение Учителя Праведности тоже именовалось «Новым заветом»! Если и имя одно, и учение одно, то зачем вообще кого-либо различать? Дидактически проще относиться к ним как к одному лицу. Причем тогда очень может быть, что обнаруженный Андреем документ – это вовсе никакое не Евангелие, а как мы и думали в самом начале – кумранский текст! То есть там излагается какая-то история об Учителе Праведности, где он, наконец, назван своим собственным именем – Йешу.
– Ты прав, – обрадовалась Сарит. – Я вспоминаю, что в кумранских свитках определенно что-то похожее написано относительно конфликта Учителя Праведности с Первосвященником.
Я немедленно разыскал в интернете кумранские тесты, порылся в них и вскоре обнаружил в «Комментарии на книгу пророка Аббакука» следующий абзац: «Это означает Нечестивого Первосвященника, который преследовал Учителя Праведности, дабы поглотить его в гневе пыла своего, в доме скитания его, и в конце праздника покоя, Йом Кипура, он объявился среди них, дабы поглотить их. И дабы споткнулись они в день поста».
Здесь упоминалось то же, что и в рукописи Андрея: Учитель Праведности предстал перед Первосвященником на Йом Кипур.
– А Нечестивый Первосвященник, – заметила Сарит, – это как раз Александр Яннай. Пинхас, я помню, в своей книге это однозначно доказывает. В кумранских текстах написано, что Нечестивый Первосвященник стал живыми распинать людей, чего никогда не бывало в Израиле. А Яннай распял восемьсот раввинов.
– Ну да, – согласился я. – Эти казни, по всей видимости, имеет в виду и Гемара, рассказывающая о преследованиях, вынудивших рабби Иегошуа бен Перахию и Йешу бежать в Египет…
Уже потом, обстоятельно просмотрев с десяток кумранских текстов, я обнаружил, что в них говорилось и о других врагах Учителя Праведности – о «строителях ограды», которые не поверили его проповеди «Нового Завета». Кроме того, там порицалось вынесение «херема» как меры наказания. А в Талмуде Йешу подвергается со стороны рабби Йегошуа бен Перахия не казни, а именно «херему». Из тех же «Гимнов» было хорошо видно, что Учитель отвержен, что не только Первосвященник ищет его убить, но что и мудрецы против него.
Итак, оказалось, что Гемара все же упоминает об Учителе Праведности! Она упоминает о нем на 107 -й странице трактата Сангедрин, в истории о рабби Йегошуа бен Перахии и его ученике Йешу из Назарета.
И все же после моего последнего разговора с Пинхасом, когда он рекомендовал мне поискать другую спутницу жизни, в Сарит произошел какой-то надлом. Изменения стали заметны не сразу, но постепенно, с каждым днем она выглядела все мрачнее, и ход ее мыслей принимал все более болезненный и отчаянный характер. Я уже и забыл, когда она в последний раз смеялась.
Я продолжал несколько раз в неделю навещать Сарит и все чаще слышал от нее, что она ужасная женщина, раз позволяет мне находиться возле нее.
– Брось, Сарит, – напоминал я, – это ведь я виноват. Я тогда, перед армией, обещал тебе звонить и не сдержал слова…
Замечая, что этот довод ее мало успокаивает, я подыскивал другие:
– Но ведь мы друзья. Просто друзья. Как можно сетовать на то, что рядом с тобой друг?
