Калашникова «печенег», трехзарядный ручной гранатомет «ГП-94» и снайперский автомат СВД-АС, в отличие от прародительницы, это оружие было более компактное, при необходимости могло стрелять очередями и имело мощный пламегаситель.
Также рядом находились боеприпасы, уложенные в трафаретные ячейки, пулеметная коробка на двести пятьдесят патронов, десять магазинов к снайперскому автомату и гигантский патронташ на пятнадцать зарядов к ГП-94. Сервант склонился к нише и извлек оттуда гранатомет, похожий на гигантское помповое ружье с откидным клюкообразным прикладом.
Кроме вышеописанного вооружения, в багажнике обнаружился большой алюминиевый кофр, доверху напичканный оборудованием, без которого невозможна современная разведка, – бинокли, приборы ночного видения, тепловизоры, дистанционные микрофоны, индивидуальные радиостанции и даже один лазерный целеуказатель.
– Вот это удружили, вот так снабдили! Ведь могут, если хотят, – наперебой восхищались диверсанты. И только до сих пор молчавший Султан Дадышев вдруг мрачно спросил:
– Мы что, должны спасти государя императора?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что оживление и смех тут же сменили недоумение и гробовая тишина.
Первым решился нарушить молчание неугомонный балагур Лялькин. Он спросил:
– Если такое богатство на первой платформе, то что же на второй?
Все синхронно повернули головы. На второй платформе в гордом одиночестве Алена, вооруженная штурмовым тесаком, с остервенением крушила пенопластовую стену контейнера…
Засов утробно гавкнул, потом противно заскрипел давно не смазанными петлями. Андрей и Боб Гранд непроизвольно уставились на дверь. Через секунду в камеру ввалились четверо арабов.
Их одеяние одеждой можно было назвать лишь условно – шаровары, подпоясанные широкими ремнями из плотной домотканой ткани, на ногах классические тапочки «а-ля дедушка Хоттабыч» без задников и с острыми, загнутыми вверх носками. На смуглых потных торсах угрожающе бугрились мышцы.
– Мы стриптиз не заказывали, тем более мужской, – вполголоса произнес Веретенников и встал, посчитав это самым рациональным в их положении. Американец последовал примеру собрата по плену, его треугольный кадык нервно подрагивал.
Арабы молча разделились на пары и медленно двинулись к пленникам. «Ох, и здоровые же, гады», – глядя на них, с тоской подумал Андрей. Больше мыслей не возникало, но молодой дипломат знал наверняка – без боя он не сдастся.
Боб Гранд, сцепив зубы, также напряженно наблюдал за тюремщиками. О том, что гражданство самой великой страны в этом диком крае ничего не стоит, он понял еще в свой первый день пленения. Растаяли и окончательно рассеялись последние надежды на то, что в его поисках над Аравийской пустыней сейчас без устали рыщут десятки вертолетов с авианосцев 6-го флота, то и дело взлетают самолеты, в напряженном ожидании команды на погрузку замерли в полном боевом облачении «морские котики», а президент на лужайке перед Белым домом с надрывом вещает на всю страну: «Держись, парень!» Все иллюзии окончательно растаяли, как сладкая вата на солнце, на их место пришло осознание: если хочешь выжить, то должен драться за себя. И теперь он был готов стоять до последнего, но при одном условии. «Я буду драться… если только русский начнет первым… Только бы он начал».
И Андрей начал. Едва первый араб оказался на расстоянии вытянутой руки, он рванулся вперед. Короткий обманный финт левой рукой… Идущий впереди тюремщик инстинктивно поднырнул и тут же налетел на хук с правой. Бравого араба отшвырнуло назад, но удар оказался недостаточно сильным, и Веретенникову пришлось схватиться с двумя. Продержались они около минуты, а может, и того меньше.
Боб одного из своих противников сбил профессиональной подсечкой, затем пытался достать второго ударом из тэквондо в голову, как вдруг лежащий подбил его опорную ногу. И все трое оказались на полу, образуя шевелящуюся куча мала. Вскоре удачный удар локтем в челюсть «выключил» американца.
Веретенников пропустил колено в солнечное сплетение. От острой боли и недостатка кислорода он согнулся с распахнутым ртом, тут же получил молниеносный удар кулаком в висок и потерял сознание.
Подхватив под руки бесчувственные тела, арабы вытащили их из камеры и поволокли по темному коридору. Голые ступни пленников подскакивали на квадратах древней брусчатки, но далеко тащить не пришлось. В этой тюрьме все было продумано еще до момента ее закладки, и на каждом этаже имелась своя пыточная.
Один из тюремщиков толкнул плечом тяжелую, обитую металлом деревянную дверь, но едва все шестеро оказались в темном помещении камеры пыток, будто по невидимой команде вспыхнул яркий свет. Арабы непроизвольно зажмурились, а когда открыли глаза, то их удивлению не было предела.
В камеру, куда они сейчас вошли, всему персоналу тюрьмы, кроме непосредственных работников, вход был строго воспрещен, а работала здесь дюжина европейцев, которые никак не пересекались с остальными. Привыкшие к затхлому полумраку камер арабы, сжившиеся со своим ремеслом, передаваемым из поколения в поколение, неожиданно попали в двадцать первый век – все пространство залито ярким светом, их окружали гладкие белые стены, везде сплошной пластик, хромированный металл и множество непонятных сияющих предметов, мигающее множество разноцветных крохотных лампочек… В центре просторного помещения размещались две установки, похожие на солярий или, скорее, саркофаг, впрочем, арабам было все равно – значение и первого, и второго для них оставалось неизвестным.
Между установками, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял Карл Мерк в сером комбинезоне, поверх которого был повязан фартук из плотной резины. Взглянув поверх очков на замерших в почтительной позе арабов, он, грозно сдвинув брови, рявкнул:
– Все сделали, как я приказал? Не перестарались?
– Все выполнили, как было приказано, саиб, – сдавленно прохрипел один из арабов, видимо, старший, лет сорока, с перебитым носом, угловатым лицом и мутным, явно невидящим глазом. Судя по тому, что остальные на его речь никак не отреагировали, английским языком владел лишь этот кривой.
– О’кей, – выражая удовлетворение, кивнул Мерк и распорядился: – Ладно, укладывайте.
Кривой прикрикнул на своих подчиненных, те подтащили пленников к саркофагам и забросили на узкие лежаки.
Сумасшедший Профессор стал разминать кисти рук, обтянутые латексными перчатками. Приблизившись к установке, на которой неподвижно лежал Андрей Веретенников, он приподнял веко, внимательно всматриваясь в зрачок, потом сосчитал пульс. Еще раз с довольным видом, думая о чем-то своем, кивнул, затем перешел к Гранду и подверг американца такому же поверхностному осмотру. Обоими подопытными экземплярами он остался доволен – арабы их оглушили, но не искалечили. Став к тюремщикам вполоборота, приказал:
– Ждите за дверью, когда понадобитесь – вызову.
После жеста старшего, понимавшего язык, четверка послушно вышла из пыточной. Оставшись наедине с пленниками, Карл Мерк перешел в дальний угол камеры, где находился пульт управления. Замерев перед несколькими рядами клавиш под экраном дисплея, он вдруг почувствовал себя дирижером перед пюпитром.
– А почему бы и нет? – вслух произнес Сумасшедший Профессор. – Ведь я тоже творю.
Сложив пальцы в замок, он выгнул их, громко хрустнул суставами, затем застучал по прозрачной панели клавиатуры, набирая нужную программу.
С едва слышным шипением сдвинулись с места дугообразные крышки саркофагов, загудели набирающие мощь магнитроны. Эксперимент по изменению личности начался…
Разборка «подарков» с далекой родины, их изучение, а заодно скрытие следов от «оберток» затянулись до позднего вечера. Покинуть место своей стоянки диверсанты смогли, лишь когда тусклый шар солнца закатился за барханы.
Первым рванул «Лягуш», остромордый трехмостовый вездеход, созданный на базе колесного транспортера «Лопаска» – машины, которую вообще-то готовили для арктических исследований. «Лягуш» был более мощный и куда более вместительный и, как всякое земноводное, отлично подходил для любой среды. Превосходно плавал, как по асфальту, бороздил болотные топи и пески пустыни, даже ледяные
