Валааме,
В облака вознесённом над скверной мирской!
Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье
Над суровою, вздыбленной ветром волной.
Отчего ты бескрыло, смущённое сердце,
Отчего не обрящешь ты край неземной?
Оттого ль, что взыскующий Божьего храма
Не от мира сего и за правду гоним?
В небеса вознеслись купола Валаама,
Словно явленный горний Иерусалим.
Наталья Бевза
Там, где лес просыпается...
Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный,
Начинают сезонный покос:
Методично, привычно, как в поисках истины,
Режут белую кожу берёз.
Не насквозь, не навылет – наствольными срезами
Извлекают живительный сок
Из глубин бересты, письменами истерзанной —
Вдосталь пьют, запасают и впрок.
У России нет вечных обласканных символов —
Всё лихие у ней времена:
Иссекая крест-накрест развенчанных идолов,
На крови строит храмы она.
Обрекут, нарекут рощи новыми храмами,
Разбредясь по домам, чернецы.
Белоствольные души возносят над шрамами
Изумрудного света венцы.
Я прожила чужую жизнь...
А. Топчий
Я прожила чужую жизнь,
хоть знала: где-то
Моя – заброшенно лежит
среди макетов,
В бюро невысказанных дум
и нот неспетых,
А я верхом, как мальчик-грум,
скачу за светом.
Чужая жизнь давно в плечах
мне тесновата,
И голос стиснутый зачах,
пропал куда- то,
Но даже если велики
одна-две даты,
Не написала ни строки
для адресата.
Вот жизнь моя – дрожит рука:
хочу примерить,
Да вижу, будет велика…
В пустом вольере
Теряюсь я,
но синеву
Прошу —
проверить:
Чужая жизнь, что я живу,
кому – потеря?
Отдам её, не пожалев,
владельцу в руки —
Полуобъёмный барельеф
рутинной скуки.
Я не хочу судьбы такой
и жизни куцей,
Где самый страшный непокой —
гнев резолюций.
Теперь иной ориентир,
тональность песен:
Я – не слуга! Прощай, мундир,
который тесен,
Не буду в цирковом трико
идти парадом,
Мой свет – не тот, что далеко,
а тот, что рядом…
Окно
Дымкой, словно кисеёй лёгких штор,
Занавешены грядущие дни,
А за ней, как за окном, ждёт простор,
Просто спрятанный в полночной тени.
До рассвета я не сделаю шаг,
Чтоб взглянуть на спящий путь предо мной —
Я боюсь того, что временный мрак
Вдруг окажется бетонной стеной.
Звёзды гаснут, кану с выси и я.
Перед сном, когда решу – всё равно,
Всколыхнётся ветерком кисея,
Чтоб я верила: за нею – окно.
Белый свет
Недоверчиво прищурилась
Я от собственных идей:
Чур, меня! Мне вдруг почудилось
Племя странное людей.
Там потомок взглядом пращура —
Половецкого князька,
Веки запахнул как плащ – пора:
Две бойницы вполглазка.
Истерия душ в мистерии,
В страхах вычурности поз,
В тёмных щёлочках – неверие:
Узкоглаз великоросс.
Не чураясь чар поветрия,
Ветер выбился из сил:
В чашку Петри эндометрия
Споры жизни привносил.
Белый свет! В глазницы падая,
Озаряй, но не слепи:
Пусть живёт высокоградая
Русь – в распахнутой степи.
Род веду теперь от аза я,
В зеркалах – иконостас,
Чудь глядится белоглазая
Из глубин раскосых глаз.
Яна Бердникова
Навстречу солнцу
Промчатся дни, промчится год,
Протрутся ноги и земля...
И каждый, кто в пути, найдёт
Не факт что счастье, но себя.
Босыми стопами по льду
И головой ныряя в снег,
Вперёд за счастьем я пойду.
Сюрприз! Я тоже человек.
Навстречу солнцу побегу
По освещённой стороне.
Перед собою я в долгу,
А перед прочими – вдвойне.
Не подарок
Я не подарок, и нет на мне красочной ленточки.
Нету сережек, и прочих безделиц за тысячу.
Сердце моё почему-то как тонкая веточка…
Ножиком ржавым на ней чей-то опус был высечен.
Я не прекрасна. Ни правильная, ни неверная...
Не принимаю в подачку монеты на паперти.
В принципе... я не особенно обыкновенная
Тем, что свободна, а совестью всё-таки заперта.
Над рекою
Я застыла. А волны протяжные
Ударяют сильней и безжалостней.
Заморозят зимой меня заживо
За сомненья, за робость, за слабости.
Я останусь скульптурою белою,
Ледяною фигурой невзрачною.
На одно лишь надеюсь и верую:
Что для всех буду столь же прозрачною.
Что прочтут в моем сердце прохожие
Всю меня, словно сборник поэзии.
Я должна была быть осторожнее,
А сама лишь мечтала, да грезила.
Я не верила чувству тревожному,
Я бросала решенья, как дротики.
И жила из пустого в порожнее
Над рекою на низеньком мостике.
Задыхаюсь
Задыхаюсь. Я увлеклась.
Не заметила грязь на теле.
И на облаке кратких фраз
След остался отнюдь не белый.
Слово вырвалось, грянул гром...
Вот бы вымолвить всё обратно!
Ведь кислотным в душе дождем
Не отмыть в отношеньях пятна.
Если смотришь на жизнь любя —
Чёрный цвет виден нежно синим...
Мне теперь лишь до слёз обидно,
Что ошиблась насчет тебя.
Альмира Биккулова
Любовь матери Перевод с башкирского Николая Михина
Любовь материнская – солнца лучи.
Без них – словно тьма бытиё.
Нужны нам, чтоб мир был и светел, и чист,
Духовные силы её.
Творишь, созидающей жизнью влеком,
С рожденья начавшийся ты,
Впитав с материнским в себя молоком
Всю силу земной красоты.
Чем опыт богаче, тем время быстрей,
Всё ближе к конечной черте…
Как мир, без границ лишь любовь матерей
В нетленной своей красоте.
Родной язык Перевод с башкирского Николая Михина
Для каждого Родина только одна —
Единственная, словно мать.
Род – корень: родная, природа, родня,
Народ, урожай и рожать…
Нет, чудо- язык, состоящий из слов,
Не зря человечеству дан:
Духовная сила всех в мире родов,
Бесценный Всевышнего дар.
Чтоб было друг друга легко понимать,
Из слов зарождается речь.
И надо язык свой, как Родину-мать,
Лелеять, любить и беречь.
Людмила Бокшицкая
Замирают лес и поле,
Замолкает шёпот трав.
Осень мечется на воле,
Красит головы дубрав.
Заливает мир дождями,
Ночью слышен ветра вой,
И холодными сетями
Мы опутаны с тобой.
Звёзды прячутся со страхом
За лохмотья облаков.
Осыпает листьев прахом
Осень след твоих шагов.
Плен осенний слаще мёда,
Тише, тише пульс в груди.
Для чего теперь свобода?
Оглянись, не уходи!
Три нежных жёлтых лепестка
На стол упали с вазой рядом.
Рисунка линия тонка,
Но лишь букет окинешь взглядом,
В глаза бросается изъян —
Момент начала увяданья.
Ещё ты от букета пьян,
Но есть оскомина свиданья.
В пустыни превращаются поля,
В глухие и ненужные угодья.
Уже давно не вспахана земля
И некому в руках держать поводья.
И не чернеет ровной полосой
Краюха луга. Дальше за холмами
Лежит годами сотканный покой,
Наследство дедов, брошенное нами.
