Желающий убедиться, насколько важна мицва[1] благословения этрога для Израиля – пусть пойдёт в дни между началом элуля[2] и праздником Суккот[3] на Меа Шеарим. Этот квартал, обычно напоминающий какой-нибудь потерявший все соки овощ, в эти дни превращается в цветущий сад этрогов[4], лулавов[5] и хадасов[6], – от обилия лавок ими торгующих. Стоят и стоят себе там собравшиеся со всего города евреи, проверяют и обсуждают этроги, лулавы и хадасы. И даже старики, весь год не выходящие из дома – кто из-за слабости, а кто из боязни отвлечься от изучения Торы, – приходят сами покупать этрог. Настолько мицва эта важна. Да и разве похож этрог, который другие выбирают для тебя, на этрог, который ты выбрал сам? Вот и перепрыгивают старики от одного магазина к другому, словно бы вернулась их молодость, а торговцы тоже бегают – приносят полные ящики этрогов – каждому клиенту в соответствии с его авторитетом и кошельком. И везде снуют мальчишки и продают плетенки[7] для лулава, которые не только украшают «четыре вида» [8], но и сами по себе являются настоящим произведением искусства.
На следующий день после Йом Кипура отправился и я купить для себя этрог. Втиснулся в один из букинистических магазинов, хозяин которого с начала элуля и до наступления Суккота бросает торговлю старыми книгами и продает этроги. Лавка была полна людей – как специалистов, так и просто зевак, любящих потолкаться в толпе. И приятный запах поднимался от этрогов и хадасов, убивая запах старых книг, большинство из которых попадают букинисту из домов бедноты, продающей книги для приобретения субботних принадлежностей или для выдачи дочки замуж.
Букинист, ставший на время «этрогером», был занят товаром. Очень и очень занят.
Он бегал из угла в угол, от полки к полке, вытаскивал один этрог из стружек и заворачивал в стружки другой, потом перекладывал все это в коробку, не забывая одновременно и об общении с клиентами. Слово одному, два – другому, но, словно хозяин, пригласивший множество гостей на торжество и радующийся буквально каждому пришедшему. Так принято у всех торговцев и букинист не был исключением, несмотря на то, что радость мицве – помочь покупателям приобрести красивый этрог, лулав и хадас была им выстрадана. И да будет вам известно, что в этом году, когда все дороги чрезвычайно опасны, добирался букинист даже в Заиорданье и другие нехорошие места, чтобы увидел Ерушалаим такие этроги, и такие лулавы и хадасы, какие не видел и в мирные годы. И если кто шепнет ему: «морщинка есть на этроге», – так ведь это есть достоинство этрога, а не изъян, ибо этрог был плодом того дерева, от которого вкусила Хава, а морщинки – следы зубов ее.
Так букинист вел свою торговлю, и нет совершенно никакой надобности добавлять даже одно слово сверх того, что сказано.
Увидев, что лавка переполнена покупателями и букинист занят, я уже было собрался уходить. Торговец вернул меня со словами:
– Подожди-ка, чуть-чуть, и я дам тебе этрог, благословляющий благословляющих его.
Он оставил других клиентов и кинулся предлагать мне этрог, два этрога, три этрога и про каждый из них говорил как о том самом, единственном, что я хочу и прошу у него купить. Я не успел посмотреть даже на один, как он уже принес четвертый, пятый и шестой. И на них я не успел посмотреть, как букинист оставил меня и ушел к другому клиенту. С ним он вел себя аналогично.
Хотя этроги отличаются друг от друга размером, формой и качеством – торговец только то и делал, что превозносил достоинства каждого. Держа этрог прямо перед лицом другого покупателя, букинист успевал подскочить на секунду ко мне и похвалить этрог, что был в моих руках:
– Хороший выбор, я с самого начала хотел тебе посоветовать именно его.
Когда букинист сообщил мне цену этого этрога, убрал я руку свою. Ведь кроме мицвы этрога есть еще много мицвот у нас, для исполнения которых нужны деньги. Я попросил другой, более соответствующий содержимому моего кармана. Улыбнулся мне торговец и сказал:
– Рабан Гамлиэль взял себе этрог за тысячу зуз[9] и не уточнили мудрецы, был ли этрог красив, а ты убираешь руку свою от отборного красавца из-за нескольких шиллингов.
Вокруг меня стояли еще люди, подбиравшие этроги, от которых я отказывался, чтобы купить или обсудить их качество с другими. Эти обсуждения обрамлялись разными историями, рассказываемыми каждый год по таким случаям. Например – рассказ о Старом Ребе из Нешкиза [10], который перевел все свое состояние в монеты и отправился покупать этрог.
Увидел он на дороге человека, плачущего над трупом лошади. Спросил его ребе:
– Почему ты плачешь?
Ответил ему человек:
– Я – водовоз, потеряв лошадь, я потерял заработок.
Вытащил ребе все свои деньги и отдал водовозу, чтобы тот купил другую лошадь. И сказал цадик[11]:
– Какая разница? Этрог – мицва а-Шема, и цдака – мицва а-Шема. Другие произнесут благословение над этрогом, а я – над лошадью.
И другие подобные истории рассказывали. По той причине, что это старые и известные майсы[12], я не буду их пересказывать.
Расскажу нечто новое.
В дальнем, свободном от покупателей, углу магазина стоял перед ящиком старик и проверял этроги. Иногда человеку в толпе свойственно задерживать свой взгляд на человеке вне толпы. Сейчас это случилось со мной. Я забыл о лавке и уставился на старика.
Выбрав этрог, он спросил торговца:
– Почем?
Тот ответил.
Положил старик этрог и сказал, что таких денег нет у него.
– Принеси мне какой-нибудь подешевле, – попросил он.
Букинист сказал, что если раби[13] хочет кашерный[14] этрог, то надо заплатить столько-то, как заплатили ему раби такой-то и габай[15] такой-то.
– Знаешь, раби, сколько они заплатили? – спросил и затем назвал огромную сумму.
Торговец взял этрог, посмотрел на него и сказал:
– Вот он, цитрусовый плод, о котором говорит Тора[16], и он
