Так началась моя первая фаза матрицы, первый эмирический паттерн [48] и вторая зависимость — я стал целиком зависим от женщины. Меня усадили между ее ног, и она стала покачиваться. Когда женщина осознала, что я нахожусь внутри ее, я почувствовал ее беспокойство, потом радость, перемежающуюся сигналами тревоги. Первая фаза паттерна не скажу, что доставила мне массу сплошных удовольствий. Моя будущая мать часто нервничала, из чего я сделал выводы, что в первом триместре беременности родители разрешали для себя массу вопросов относительно меня. Решение, в конце концов, было принято в мою пользу, и все постепенно успокоилось. Безмятежность сменялась ощущением размытия пространственных границ. Я плавал рыбкой в мировом океане добра и спокойствия.
Во втором триместре меня подстерегал внезапный удар. Плацента, скорее всего, не могла целиком погасить адреналин и с каждым паттерном становилась все менее функционально безопасной. Меня тошнило, мотало из стороны в сторону. Меня преследовали образы враждебной природы: грязные, мутные потоки с плавающей на поверхности отравленной живностью, сильнейший разрушительный шторм, взрывы, агрессивные краски и витающие рядом демонические образы. Мой пульс учащался, у меня болела голова. Все эти симптомы присутствуют в моей жизни. Голова у меня действительно начинает болеть к середине дня. Разболелся травмированный нос.
Как только матери становилось легче, я погружался в безмятежное состояние. Мне рисовались прекрасные пейзажи умиротворенной природы: спокойная река в обрамлении пышной растительности, легкий ветерок, солнечный день, душистое цветение трав и райское пение птиц. Позже я выяснил у матери, что в это время она сильно болела. Она была удивлена моими расспросами, но я не посвящал ее в тонкости исследований из соображения безопасности и предчувствия оказаться вновь непонятым. Раз уж случилось так, что я однажды был не понят, впредь я научился осторожности и стал чаще, чем ранее, оставаться погруженным в себя. Только позднее я понял, что действовать надо от противного, потому что моя закрытость притянула к себе массу ситуаций, настойчиво рекомендующих мне закрыться еще больше, и каждый раз именно так я и поступал, не подозревая, что секрет выхода из проблемы прост.
Периодически меня потряхивало от вибраций матери. Валерке, видимо, было неудобно держать меня, он елозил и реально мешал мне. В это время мне казалось, что море, в котором я качаюсь на волнах, становилось нервным, напряженным, враждебным. Картины прекрасной, буйно цветущей природы сменялись ощущением пребывания в невесомости, полетом в космосе, видением Царства Небесного. Нам объясняли, что так работают архетипы и отображения из коллективной памяти, что каждый из нас нес в себе, как потомок многочисленных предков. Надо сказать очень удачливых, раз их ветвь дожила до сегодняшнего дня. Периодически я был счастлив и любил весь мир. Передо мной проносились видения Десяти небес Рая, описанные Данте — от Луны до Розы в картинах Доре.
После того как я познакомился с первой матрицей, мы поменялись местами с Валерой. То же же самое сделали другие пары. Я проделал с ним те же манипуляции, рекомендованные модераторами: любил и тепло относился к нему все время его первого матричного погружения, но он постоянно дергался и доставлял мне массу неудобств.
Он рассказывал, что явно застрял в первом триместре, так как это был сущий кошмар. Его постоянно преследовали картины войн, апокалипсиса и катастроф, свалок, разорений, убийств. Его вырвало. Ликвидировать последствия можно было только после полного окончания сеанса. Он бился в истерике так, что я еле сдерживал его. Как оказалось позднее, его мать пыталась вытравить плод. Пристав к ней с расспросами, требуя немедленного ответа, описывая свои и даже ее собственные ощущения, он добился ее признания. Валера пришел в группу проработать постоянную тягу к самоубийству. Две попытки закончились неудачей (удачей).
После небольшого перерыва мы приступили к следующему этапу. Я вступил в фазу перинатальной матрицы, когда перевернулся вниз головой. Начало схваток — сигнал на уровне гормонов, который посылаешь матери, что готов на выход, но если бы я знал, что меня ожидает, то вряд ли бы старался это делать. Третий триместр принес много новых переживаний. Мне было тесно, сверху что-то постоянно давило, затекали ноги и руки, приходилось часто менять позу, которая все никак не могла стать удобной. Меня начали пугать предчувствия. Буквально в крови появилось что-то химическое, что сообщало мне о предстоящем уходе, изгнании.
Надежда, что меня оставят в покое, окончательно растворилась. Внезапно на меня упал сверху огромный спрут и начал душить. Начались маточные спазмы и землетрясение, когда люди хватают все, что им дорого, и в несколько минут покидают жилище. Воздух, который был водой, внезапно ушел. Я начал задыхаться и кинулся на выход. Дверь была заперта. У меня началась паника, я закружился в своей тесноте, сердце от страха клокотало и захлебывалось, начались головные боли. Вспомнилось, что в детстве, когда я застрял в лифте, все это тоже было мной пережито. Пережито тогда, когда я заболевал, когда меня душили кашель и рвота. Скажу сразу, что мы не употребляли ни ЛСД, ни других химических препаратов. Для того чтобы картинка переживаний была яркой и более выпуклой, мы использовали нечто другое, о чем я не могу писать в отчете.
Итак, модераторы предварительно соорудили родовой канал из тел участников группы. Я стоял у самого его начала и видел вход в туннель, который словно поглощал меня. Меня гнало в опасный лабиринт, спроектированный Дедалом для Астерия, я все равно что становился на путь паломника в лабиринте Шартра.[49] Я осознал третью зависимость — зависимость от обстоятельств. Другого выхода действительно не было. Ни одного, кроме этого, который мне даже не предлагали — меня гнали в него, как пастух гонит отару в загон. Я рассмеялся в агонии этой злой шутке, совершенной надо мной и всеми нами. Так вот как, оказывается, они принимали меня здесь! Жизнь и смерть неожиданно перестали существовать. Что-то подсказывало мне, что с лазанием по туннелям я уже знаком и проделываю этот путь не в первый раз, в физический мир и обратно. Значит, неслось у меня в голове, все повторяется, значит, именно этого и стоит ожидать и при прохождении туннеля в обратную сторону, при покидании физического тела. Голову сдавливало с невероятной силой.
Схватки продолжились, меня начало потихоньку втягивать, засасывать в его приоткрывающееся отверстие, в действительности же меня просто подталкивали, чтобы я не терял времени других своих товарищей, так как канал был один на всех. Я решился и начал энергичное движение. Победа! Я могу принимать решения и осуществлять их, неслось в голове. Пока мои собратья в группе ждали меня у открывшегося входа, из которого бил свет и где мелькала модератор Татьяна, я усиленно работал руками и ногами, двигаясь к выходу с мыслью, что я
Саша, например, рассказала потом, что она все это время — от начала схваток и до рождения — была просто катастрофически одинокой, связь с матерью была у нее совершенно потеряна, скорее всего, ее блокировали обезболивающие препараты. Она постоянно ощущала горечь во рту, и у нее началось повышенное слюноотделение. Она «родилась» с высунутым наружу языком. На нее было страшно смотреть. Видимо, у нее была асфиксия. В это время связь с плодом прерывается, он погружается в собственные страхи один на один. Ребенок рождается с чувством тотальной безысходности, непринятия себя миром и ненавистью к нему за сверходиночество. «Темнокрылое одиночество нависло, как у Диккенса», — произнесла шепотом Саша, долго не прекращая плакать, и призналась, что живет с этим всю жизнь.
Я же продолжал продвижение по каналу и чувствовал себя героем вестернов, Клином Иствудом, Уильямом Хартом, Гарри Купером. Я въезжал в городок Карлтон на своем верном коне. Шляпа, звезда шерифа, трапперы, молодые красотки, скалистые горы, и раскаленный солнцем воздух, кольт, винчестер, теплый после стрельбы «смит-и-вессон», мастерское ограбление идущего на полном ходу поезда с золотом, долгожданная вечерняя прохлада со стаканчиком виски в салуне, довольный, я насвистываю «Cattle Call». Опять не подозревая, что «Перспектива — нуль», как говаривал стрелок Вин из «Великолепной семерки», герой Джона Стерджеса.
Вдруг где-то на середине пути, сверху, снаружи канала внезапно попадали модераторы и начали
