— Благотворительные дела, Джек. Тебе придется продолжить его дело. Тебе придется взять на себя заботу о больных и бедных этого мира, обо всех страждущих, как делал твой отец. От тебя зависит жизнь тысяч людей.
— Ну уж нет! Не выйдет, лапочка. Если ты думаешь, что я собираюсь швыряться деньгами, как пьяный матрос, значит ты спятила. Ты такая же спятившая и ошалевшая, каким был он.
— У вашей семьи столько денег, что вы и так не знаете, что с ними делать! — в ярости закричала я.
— Я не собираюсь идти по стопам Себастьяна, мотаясь по всему свету туда?сюда и разбрасывать дары неумытым толпам. Так что забудь, Вив, и больше не будем говорить об этом.
— Но ты должен взять на себя руководство «Фондом Лока», — напомнила я. — Как единственный сын и наследник. Ты наследуешь не только деньги, но и обязанности.
— Ладно, ладно. Буду руководить. На расстоянии. Из Франции. Но я тебе не спаситель, чтобы спасать мир от всяческих напастей. И от болезней. Запомни это. Отец был просто псих.
— А ты запомни, что Себастьян делал много добра.
Он медленно покачал головой.
— Чудно. Вот уж и впрямь чудно.
— Ты о чем?
— Да вот о том, как ты обожаешь его после всего, что было. После того, что он сделал с тобой.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Он прекрасно ко мне относился. Всегда.
— Согласен, он обращался с тобой лучше, чем с другими женщинами. Ты ему нравилась.
— Нравилась! Да ведь он любил меня! Себастьян любил меня с того самого дня, когда мы познакомились, мне было двенадцать лет…
— Грязный старикашка!
— Замолчи! Больше того, он любил меня и после, когда мы расстались.
— Никогда он никого не любил, — бросил Джек, посмотрев на меня с состраданием. — Ни меня. Ни мою мать. Ни Люциану. Ни ее мать. Ни твою мать. Ни других жен. Ни даже тебя, лапочка.
— Перестань называть меня лапочкой. Это противно. А меня он все?таки любил.
— А я говорю тебе: он не умел любить. Он не смог бы полюбить, даже если бы от этого зависела его жизнь. В нем просто не было такой способности. Себастьян Лок был чудовищем.
— Нет, не был! И я знаю, что он любил меня, понимаешь? Знаю! — воскликнула я, подавляя свой гнев, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.
— Тебе виднее, — пробормотал он, уступая мне, как это часто у нас бывало. Отвернувшись, он уставился на огонь, и его лицо стало угрюмо.
Я наблюдала за ним и думала о том, как грустно, что он совсем не понимает своего отца, о том, как мало знает о нем. И вдруг заметила, что в этот вечер он был очень похож на Себастьяна. Одинаковые профили. — Джек унаследовал от отца орлиный нос, выдающийся подбородок и красивую темноволосую голову.
Однако глаза у него были блеклые, водянисто?голубые, совсем не того яркого василькового цвета, что у отца. Что же касается характера и личных качеств, тут они были схожи не больше, чем два любых, посторонних друг другу человека.
Угрюмость не покидала Джека в течение всего ужина. Ел он умеренно, пил много, говорил мало.
Был момент, когда я протянула руку и, коснувшись его руки, сказала, насколько могла, мягко и примирительно:
— Мне жаль, что я накричала на тебя.
Он не ответил.
— Мне, действительно, жаль. Не будь же таким, Джек.
— Каким таким?
— Молчаливым. Неприступным. Доводящим меня до бешенства упрямым ослом.
Он посмотрел на меня, потом улыбнулся.
Когда Джек улыбается, лицо его светлеет, он становится обаятельным, почти неотразимым. Так бывало всегда. Я тоже улыбнулась, ощутив, как я на самом деле к нему привязана.
— Просто я не выношу, когда ты так говоришь о Себастьяне.
— Мы с тобой видим его по?разному, — проговорил он, потягивая мое лучшее красное вино, «Мутон Ротшильд», которое Себастьян прислал мне в прошлом году.
— Он всегда раздражал меня, — продолжил Джек. — А ты… ты обожествляла его, преклонялась перед ним. Но видишь ли, Вив, я?то не ношу розовых очков, в отличии от тебя.
— Когда ты был маленьким, ты тоже обожал его.
— Это тебе так кажется. Но этого не было.
— Джек, не надо мне лгать. Ведь ты говоришь с Вивьен, с доброй старой Вив, своим лучшим другом.
Он засмеялся, запрокинув голову.
— О Господи! Ты когда?нибудь изменишься? Ты держишься за свое мнение, как собака за кость.
— Только тогда, когда речь идет о Себастьяне Локе. — возразила я.
— Одно я знаю наверняка: твоя преданность весьма похвальна, лапочка.
— Спасибо. И перестань называть меня лапочкой, да еще с такой ужасной интонацией. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. Ты делаешь это, только чтобы позлить меня.
Он усмехнулся, протянул руку и коснулся моей руки.
— Мир?
— Мир, — согласилась я так же поспешно, как то бывало в детстве.
Потом мы поговорили о других делах. О Франции, точнее, о Провансе, о наших домах в Провансе, домах, которые Себастьян в свое время подарил каждому из нас. Но напомнить Джеку об этом факте я не решилась. Для меня было очевидно, что к отцу умершему он относится так же безжалостно, как относился к живому. Джек никогда не сомневался в своей правоте относительно Себастьяна, не сомневается и сейчас. Впрочем, это уже не имеет значения.
А когда мы вернулись в кабинет пить кофе, Джек внезапно опять заговорил об обстоятельствах, при которых умер Себастьян.
Сидя в кресле и поставив кофе и коньяк на свой столик, он сказал:
— Полиция заставила меня все проверить. В библиотеке. Во всем доме. Ничего ценного не исчезло. Насколько я могу судить.
— И что же? Они отказались от версии, что там был кто то еще?
— Об этом они мне не сообщили.
— Непонятно. — Я откинулась на спинку стула, снова и снова перебирая в памяти факты, которые у нас были. — Когда я завтракала с Себастьяном, он обмолвился, что миссис Крейн в отпуске… — Я замолчала и посмотрела на него.
— Куда ты клонишь, Вив?
— Я хочу сказать, что это немного странно — что Себастьян приехал на ферму, когда там не было прислуги. Именно тогда, когда она в отъезде. Даже полиция так считает, Джек.
— Он сказал мне в четверг, что должен кончить какую?то работу. По его тому, как он это говорил, мне показалось, что он хочет пожить там в одиночестве.
— А может, он был вовсе не один?
Джек мельком взглянул на меня и наморщил лоб.
— Возможно. Кто?то мог быть там, с ним. Конечно же, это очень возможно.
— И этот кто?то мог, в конце концов, нанести ему рану.
— Очень может быть.
— Кстати, почему ты и Люциана вдруг вернулись в Штаты? Была какая?нибудь особая причина?
— Мы приехали не для того, чтобы убить Себастьяна, — сказал он, улыбнувшись дурацкой улыбкой, которая показалась мне на этот раз удивительно мерзкой.
— Ради Бога! Я и думать не думаю ни о чем таком. И прекрати это. Ты же знаешь, что твои шуточки приводят меня в бешенство. Стань же взрослым, веди себя, как пристало в твоем возрасте, Джек. Ведь это
