Гисхалу отправлена часть римской конницы, а вслед за этим известием в Пеллу прибыли зилоты, ушедшие туда после падения Гамалы. Они рассказали, что отряд Иоанна тайно оставил город после переговоров с римлянами и что часть горожан ушла вместе с отрядом, но в конце концов отстала от него и была перебита римской конницей, пустившейся в погоню; таким образом, подтвердилось подозрение Марка в ненадёжности Иоанна.
С падением Гисхалы вся Галилея находилась во власти империи, и стало ясно, что начало войны было с треском проиграно восставшими из-за своей неорганизованности, а в Иудее оставалось лишь несколько крепостей, могущих сопротивляться, да Иерусалим, чья судьба будет сходна с судьбой Гамалы, если всё пойдёт тем же чередом; теперь, когда у них развязаны руки в Галилее, римляне двинутся на столицу. Спокойно восприняв это предположение, зилоты всё же решили немедленно перебраться в Иерусалим. Их, прибывших в столицу Иудеи через некоторое время, ушедшее на приобретение лошадей и дорогу, сикарий устроил предварительно в своём доме, препоручив заботам своих сыновей, радостно встретивших отца и соратников, с тем чтобы позднее найти более приемлемое индивидуальное жильё, а сам, изнемогая от нетерпения, вернулся в дом, где жил с Софией и дочерью.
Входная дверь в усадьбу была закрыта, и он не сразу попал во двор дома, а войдя, мгновенно очутился в жарких объятиях Софии, мокрый от её счастливых слёз, осыпаемый упрёками и причитаниями, то нежными, то требовательными.
Оторвавшись наконец от него, женщина подбежала к служанке, стоящей неподалёку с ребёнком на руках, и, взяв у неё дочку, поднесла к Марку.
— Смотри, какая она большая!
— Большая и красивая, как ты!
Он взял дочку на руки, и они направились в дом, а София, не умолкая, рассказывала о том, как они жили с дочкой, как ждали его возвращения, как им помогал Петр, вышедший навстречу Марку и обнявшийся с другом, а затем тактично отошедший в сторону.
Ожесточённый участием в тяжёлых событиях, происходивших в Гамале, сикарий отогревался душой около близких ему людей и гнал от себя мысли о том, что всё это может повториться здесь; однако ему невольно пришлось задуматься об этом позднее, ночью, когда счастливая София, положив голову ему на плечо, доверчиво рассказывала о том, что получила письмо от отца, жившего в Афинах и занимавшегося торговлей зерном и оливковым маслом, о чём Марку было известно уже давно, поскольку переписка была стабильной, хотя почта и передавалась с оказией. Из слов жены, он узнал, что её отец несказанно рад рождению внучки, и хотя раньше был недоволен тем, что дочь бросила прежнего мужа, выйдя за Марка, то теперь благословлял их обоих, требовал, чтобы они покинули Иерусалим, переехав в Грецию, боясь последствий той ситуации, что сложилась в Иудее.
А Иерусалим был встревожен. Кровавая трагедия Галилеи, падение Гамалы и сдача Гисхалы без боя были нервно восприняты обитателями столицы, где с новой силой обострились разногласия между сторонниками восстания и теми, кто был готов к повиновению. Вся знать открыто призывала народ сложить оружие, причём верховная выборная власть принадлежала ей в лице бывшего первосвященника Анны, делавшего вид, что он готовится к войне, ведя дело практически к поражению. Прибывший из Гисхалы отряд Иоанна находился в его подчинении, а сам Иоанн был в приближённых у Анны. Мириться с таким положением дел зилоты не могли, поскольку оставить всё как есть значило заранее обречь себя на поражение; уроки Галилеи — неспособность к объединению восставших, невозможность создать единую армию и, наконец, предательства должностных лиц и знати городов-крепостей — грозили повториться в Иерусалиме с ещё большей трагедией. Зилоты, прибывшие с Марком из Гамалы, потребовали созыва расширенного совета, где в категорической форме настаивали на принятии решительных мер для объединения защитников столицы под единым руководством и нейтрализации предательски настроенных должностных либо других, авторитетных по своему положению лиц; и такое решение было принято. Вслед за этим зилоты провели аресты горожан из партии приверженцев Рима, но и аресты, и содержание под стражей этих людей усилили волнения в городе, возбуждаемые их сторонниками и клиентами, а избранные ранее власти требовали освобождения арестованных, угрожая принять силовые меры против зилотов.
Получив, таким образом, официальное предупреждение от Анны, кананиты заняли храм, ставший неприступной крепостью, а трибунал, созданный советом, рассмотрел дела арестованных и признал их виновными в предательстве восстания, а также в том, что ими велись переговоры с Веспасианом и Агриппой за спиной народа, после чего они были казнены. Вслед за казнью саддукеев Иерусалим, словно замер на некоторое время; но простолюдины приветствовали зилотов, открыто выражая своё одобрение Авторитет Элеазара сына Симона, начальствующего над ними, сильно возрос благодаря происшедшим событиям и тому, что значительные ценности, сосредоточенные у зилотов, давали им возможность влиять на повседневную жизнь города помощью малоимущим и чеканкой собственных денег. Последней каплей терпения Анны оказались выборы первосвященника, проведённые зилотами по старым еврейским традициям среди священнического рода, между тем как начиная с Ирода Старшего, цари своей волей назначали на эту должность представителей нескольких саддукейских семей; и выбор пал теперь на простого каменщика.
Как и ожидалось, первосвященники и саддукеи этого не могли снести, но и зилоты недооценили возможности знатных влиять на народ, а те где уговорами, где принуждениями, где подкупом собрали толпу вооружённых горожан, напавших на зилотов, вынужденных, вновь запереться в храме, чтобы избежать кровопролития.
Таким образом, акция, предпринятая кананитами против знатнейших города, обернулась проблемами, обусловленными участием в атаке против них наёмников Иоанна, верно служившего Анне; но ещё большей неожиданно Иоанн стал стремиться к сотрудничеству против Анны, но доверять Иоанну зилоты были не вправе. Решено было активизировать действие сикариев Мосады, чтобы с их помощью набрать ополчение в Идумее и Иерее, южных областях страны, и направить его на помощь зилотам Иерусалима, для чего были немедленно посланы связные с этим требованием.
Через некоторое время начали поступать сведения от Элеазара Гавлонитянина, начавшего активные действия на юге Иудеи против сторонников римских приверженцев и с целью создания ополчения. Эти сведения были обнадёживающими: сторонники восстания стекались к сикариям.
Ещё некоторое время понадобилось для координации действий между зилотами Иерусалима и ополчением, а затем оно появилось под стенами города; но Анна, осведомлённый о его прибытии, приказал закрыть ворота и выставить стражу на стенах, поэтому возмущению прибывших не было предела. Ночью зилоты открыли ворота храма и при поддержке отряда, тайно сформированного Марком за его стенами в городе, атаковали осаждавших храм и открыли ворота города, куда немедленно вступило прибывшее ополчение. Вслед за этим прекратилось сопротивление сторонников Анны, который был немедленно схвачен и уничтожен, а вместе с ним и наиболее активные его сподвижники. Зилоты могли быть довольны: власть в городе перешла в их руки, поскольку ополчение практически контролирровалось ими, а отряды, подчинённые Иоанну, относились к ним лояльно или, во всяком случае, им не противодействовали.
Вскоре распространился слух, что войско римлян приближается к Иерусалиму, оказавшийся ложным и основывавшимся на том, что Веспасиан, обеспокоенный активностью сикариев на юге Иудеи, решил покорить эти области, оставшиеся независимыми; его легионы, минуя Иерусалим, проследовали в Иерею. Ополченцы, обеспокоенные этими событиями (многие из них были уроженцами Иереи, но и те, кто был из Идумеи, тоже имели основания для беспокойства), немедленно выступили из города к родным местам. Формировавшееся сикариями ополчение вначале предполагалось отдать под командование Симона Бен Гиоры, находившегося тогда в Мосаде, но потом от этого намерения пришлось отказаться, дабы не вызвать лишних подозрений теперь казнённого Анны, ранее преследовавшего отряд Симона, и теперь зилоты разрешили всем желающим присоединиться к Симону, уйти с ополчением.
Для Марка, занятого делами, неожиданным оказалось решение Антонии и семьи дочери покинуть город, хотя разговоры об этом велись давно; кроме того, его беспокоило, что семья уходила с общиной христиан, которых он считал способными лишь молиться и плакать, сознательно устраняясь от участия в войне по мотивам, естественным образом вытекающим из их идеологии. Секта была довольно многочисленна, и Марку было неприятно, что в этих условиях дочь с мужем были её членами. Позиция Антонии была ему более понятна: она заботилась о семье, о детях и внуках. Не смея возражать Антонии, он всё же выразил своё неприязненное отношение к намерению покинуть город Иоанну, мужу дочери, но ни
