слова не сказал апатичному Петру, последовавшему за ними. После разговора с Марком Иоанн изменил своё решение покинуть город и остался дома, а община христиан вместе с семьёй Марка ушла в Пеллу. Заодно с Антонией и Еленой ушла также жена Александра со своими детьми, но попытка Антонии забрать с собой семью Андрея оказалась безуспешной: Мариамма наотрез отказалась оставить мужа. Уход близких, правда, успокоил сикария, сняв с него заботы об их безопасности, хотя он видел, что Андрей несколько расстроен случившимся. Марк как мог, успокаивал его, намекая на возможность позднее уговорить жену перебраться в Пеллу, но и Иаир ежедневно навещал семью дочери. В отношениях Марка и Софии всё было хорошо: они любили друг друга — в их доме жило счастье, омрачённое лишь однажды размолвкой, причиной которой оказалось кольцо, переданное Марку служанкой Вереники, о чем он давно забыл. София нашла его вскоре после возвращения мужа из Гамалы; как оказалось, оно было ей знакомо по временам службы у царицы, поэтому, разгневанная, она приступила к нему с допросом.
— Откуда у тебя это кольцо?!
— Прости милая, я забыл про него.
— Нет! Мне надо знать — откуда?!
— Его передала мне какая-то женщина на улице в городе.
— Неправда! — не отступала жена, пугая Марка неожиданной для него яростью. — Тебе подарила его Вереника, когда ты встречался с ней! Я видела это кольцо раньше!
— Да нет же! Это произошло, когда ты исчезла из дома, когда в городе появился твой бывший муж.
— Я не верю тебе! Вереника никого не любила, кроме тебя, и кольцо не могла отдать просто так!
— Родная моя! Мне незачем оправдываться: я не любил никого так, как тебя!
Кольцо мне передала какая-то женщина, сказав, что исполняет приказ хозяйки, причём всё выглядело, словно это была угроза.
— Почему ты не сказал мне?! Почему ты не выбросил его?!
— К тому времени, как мы снова встретились, я уже забыл про него, а не выбросил… — он пожал плечами.
— Да, да! Почему не выбросил?!
— Ты же знаешь про кольцо деда, кольцо Мариаммы? Кольцо Вереники выглядело издёвкой надо мной.
— Ты ревнуешь её!
— Родная моя, я просто завидовал деду, но сейчас даже не думаю об этом; мне повезло в этой жизни не меньше — я встретился с тобой!
София вдруг заплакала, а Марк, прижав её голову к своей груди, чувствовал, как она постепенно успокаивается, всхлипывая и шмыгая носом.
— Выбрось его! — наконец сказала она. — Мне страшно: теперь, когда у нас есть дочь, оно может принести несчастье.
— Хорошо, хорошо! — Марк поднялся, вышел во двор и выбросил кольцо подальше на улицу.
Вскоре эта размолвка забылась, София уже не вспоминала о злополучном кольце, как будто его никогда и не было, всецело отдаваясь своей любви к мужу и дочери, которой уже исполнился год и которая довольно сносно держалась на ногах, гуляя во дворе и на улице в сопровождении матери и служанок.
Наряду с этими событиями уже стало известно о восстании в Галлии и о смерти Нерона, что воспринималось многими с открытым ликованием, словно империя начала распадаться, и надежда на это не ослабевала, несмотря на близость войск Веспасиана.
Совет зилотов настойчиво искал союзников в Вавилоне и у парфян, побуждая соседей к войне с империей, поскольку с неразберихой и беспорядками в самом Риме крепла надежда на успех в этой войне. В самом же Иерусалиме обстановка изменилась не в пользу зилотов, вначале сносно уживавшихся с отрядами Иоанна, привлёкшего на свою сторону всех желающих без разбора тем, что позволял безнаказанно грабить горожан; разбой, мародёрство и разврат царили среди его подчинённых, с коими всё чаще и чаще происходили столкновения кананитов. Это обстоятельство сильно повлияло на личную жизнь Марка: беременная во второй раз София была не на шутку встревожена за жизнь дочери и будущего ребёнка и окончательно испугалась после нападения нескольких вооружённых людей на их дом, окончившегося, правда, благополучно для семьи сикария благодаря тому, что тот был в это время дома и отразил нападение, в чём ему помогли слуги. Отец Софии каким-то образом установил контакт с управляющим торговыми делами Марка в Тире Иоанном и через него категорически требовал от дочери немедленного переезда в Афины, мотивируя это неизбежностью поражения евреев в войне с Римом, ссылаясь на то, что Веспасиан возьмёт власть в свои руки. И действительно — легионы в Иудее вскоре провозгласили его императором, а вслед за этим он отбыл в Египет, где — и это было очевидным делом — приостановил вывоз хлеба в Рим, что являлось самым весомым аргументом для признания его императором и в самой метрополии. Когда София узнала эти новости, она словно успокоилась, очевидно, решив для себя проблему, долго мучившую её, и, не упрашивая больше мужа покинуть Иерусалим, сказала, что уже не может здесь оставаться.
— Я знаю, ты не уедешь со мной: у тебя здесь дело твоей жизни, здесь твои дети, внуки. Я же не могу остаться и пожертвовать детьми. Родить их, чтобы вслед за этим убить или превратить в рабов, — это не для меня. Прости, милый, я уезжаю.
Он с отрядом товарищей проводил её с дочерью и слугами, сколько мог, и уже недалеко от Скифополя передал встречавшему их Тиграну, управляющему его скифопольским имением, уверявшему в безопасности дальнейшего путешествия до самой Греции, поскольку в Скифополе Софию ждал Иоанн сын Сидонянина. Марк взял у жены дочь, поцеловал и передал служанке. Внешне спокойная София, обняв и поцеловав его, сказала твёрдым голосом:
— Мне очень плохо, и я живу только заботами о детях да надеждой, что ты останешься жив и разыщешь нас.
Повернувшись, она отошла, не оглядываясь, и вся маленькая процессия вскоре скрылась за холмом. «Если я скажу, что буду ждать тебя, — я ничего не скажу. Я всегда буду рядом с тобой в мыслях, всегда рядом с тобой в твоих болях и радостях, которые я чувствую и буду чувствовать всегда», — вспомнил Марк слова Софии, сказанные ему ночью.
Противостояние зилотов с отрядами Иоанна продолжало обостряться, и становилось очевидно, что мирного решения ему не будет, а военное грозит крахом всей стране без участия в этом римских войск; вот тогда совет зилотов решил повторить то, что было проделано ранее, когда в город вошло ополчение, сформированное сикариями Мосады: в Иерусалим были призваны войска сына Гиоры, созданные на основе того самого ополчения. Зилоты понимали весь риск предприятия, заключавшийся в том, что невозможно было предсказать, как поведёт себя Симон, однако он лояльно относился к сикариям, следовательно, и к зилотам, а терпеть далее своеволие Иоанна было нельзя. Так спустя год после ополчения в город вошло войско Симона. Почти год прошёл после ухода Антонии с семьёй в Пеллу; почти год после смерти Анны был потрачен зилотами на бесполезные попытки достичь согласия в Иерусалиме; почти год длились беспорядки в Риме, питавшие надежды иудеев на благополучный исход войны, а также на восстание против римлян в Сирии и войну против них парфян. Эти надежды не оправдались, что оставляло евреев одних в своей войне с империей.
В самом Иерусалиме с приходом войск Симона положение не только не улучшилось, но, против ожидания, ещё более осложнилось, так как вспыхнувшие было крупные столкновения между отрядами Иоанна и Симона не принесли успеха ни той, ни другой стороне и переросли в столкновения мелкие, бесполезные, истощавшие силы противников, приносящие вред городу и его населению. Во время этих столкновений были уничтожены запасы продовольствия, дававшие возможность выдержать длительную осаду, и над Иерусалимом нависла угроза голода, а следом стало известно, что Рим признал Веспасиана императором, и Тит с войском возвращается в Иудею.
Помня участь Гамалы, павшей в голодной осаде, Марк со своими сторонниками потребовал в совете отправки делегации к парфянам с целью склонить тех к войне с Римом или, в крайнем случае, оказать возможную помощь иудеям.
Решение об отправке делегации не вызвало разногласий, поскольку любая надежда на помощь извне
