— Послушай, милая, гарем нужно воспитывать, а то они уже на голову сели.
— Считаешь, что им требуется воспитание? — я деланно удивилась и с сомнением посмотрела на мужчин, тем временем Аяна продолжала игру.
— Ты, некромант, сначала о статусе договорись, а потом уже будешь иметь право встревать в семейные разговоры. Пойдём-ка, Тёмный, обсудим твоё поведение. Оставим семейство Кейб наедине, до рассвета.
Аяна многозначительно посмотрела сначала на нас, а потом на светлеющее небо. Резко подхватив Аиреля под руку, она буквально выволокла упирающегося мага, словно ребёнка. Я слышала их удаляющиеся шаги по лестнице, но глаза с тоской следили за просыпающимся рассветом. В полном молчании Аморан подхватил меня на руки и выскочил из комнаты. Он толкнул ногой дверь спальни с магической библиотекой и вошёл внутрь. Именно посреди этой комнаты находилась большая кровать, на которой я впервые увидела своего мужчину. Увидела и не смогла отпустить, никогда не смогу.
Чёрное покрывало всё так же смято в самом центре, оно до сих пор хранило запах Аморана и отпечаток событий тех дней. Не время для воспоминаний. Мы хотели совсем другого. Одежда осыпалась к ногам разноцветными лоскутами. Мужчина усадил меня сверху, откинувшись на кровать. Оставалось всего несколько минут, и никто не собирался тратить их на рассуждения, выяснения отношений и всякие глупости. В эти последние минуты вся ненужная шелуха отлетала, оставляя лишь любовь, обнажённую и отчаянную, а ещё страсть. Бешеные поцелуи смяли губы, дикие, почти болезненные объятья переплели тела. Здесь нет места слабости, нет времени на нежность, не нужны игры. Движения чаще, чем удары сердец. Я чувствовала жажду Аморана ощутить себя по-настоящему живым, перед тем как окунуться в забвение. И мне хотелось дать ему всё, что он ждёт. Сейчас моя вселенная сузилась до полыхающей человеческой ауры, зелёных глаз, разметавшихся пшеничных волос, напряжённых тугих мышц мужского торса и сумасшедшего ритма соития. Время, останови свой неумолимый бег!
Сквозь неплотно зашторенное окно пробивается первый робкий луч рассвета и в руку удобно ложится длинный деревянный кол. Я двигаюсь быстрее, ещё быстрее, закусив до крови губу. Густые капли стекают к подбородку и капают на грудь, туда, где навсегда запечатлено клеймо рода Кейб. Пальцы Аморана с силой врезаются в кожу на бёдрах. Огненные волосы с шелестом ползут вверх, по змейкам локонов бегут красные искры. В широко открытых глазах человека отражается пожар. Ещё чуть-чуть! Ну, пожалуйста, солнце, погоди всего минуту, несколько секунд! Ещё!
В комнату вползает знакомая сила вампира. Чёрные нити, похожие на разветвлённые корни, проникают в мир, оплетают пространство и впиваются в мой ощетинившийся источник. Он горит так ярко холодным голубым светом, подстегиваемый возбуждением и близостью врага, что в реальном мире его свет просачивается сквозь кожу. На смятом покрывале движутся два тела, почти на грани. Кто мы? Человек, делящий жизнь с вампиром и маг, раздираемый внутренней борьбой двух сущностей. Не важно, всё не важно, лишь бы видеть любовь и желание в этих зелёных глазах. Адреналин подстегивает ощущения, делая их дикими, почти звериными и невыносимо сладкими. Резкий бешеный ритм сводит с ума и внизу живота бьётся свет. Цветок чистого наслаждения приоткрывает лепестки, обнажая сердцевину, предвещая взрыв. Ещё чуть-чуть, прошу! Рассвет, остановись!
Лицо Аморана теряет краски, становится прозрачным. За любимыми чертами уже просматривается жуткий оскал Гнека. На смену человеку в этот мир приходит вампир. Но до этого момента громкий стон успевает слететь с наших губ. Беснующаяся сила источника выплескивается в физический мир холодными потоками. Они закручиваются вокруг нас водоворотом, огибая кровать сияющим кольцом. И я кричу имя своего человека, которое вырвала в бою. Впервые Аморан уходил именно так, сжимая в объятьях свою женщину, на пике наслаждения. Я разомкнула переплетённые руки и отпустила любимого в небытие. Пусть последнее, что увидит Аморан, будут мои глаза, полные освободившегося наслаждения. Спасибо солнце за эти мгновения!
Время человека истекло, и острое древко с противным чавкающим звуком входит в серо-землистое тело вампира, зловоние бьёт в нос. К этому не привыкнуть и в глубине души поднимается волна жгучего, ядовитого гнева. Отрава бежит по венам, парализует мозг, сжимает душу. Я смотрю в лицо, утратившее черты мага и человека, смотрю и дрожу от злости всем телом. Страшные глаза, лишённые ресниц, остались закрытыми. Огромная пасть так и не выпустила смертоносного заклятия. Я ударила снова и на этот раз не отстранилась, наслаждаясь видом новой раны на теле врага. Адреналин бурлил в крови с возрастающей силой, принося странные мысли и желания. Пережитое возбуждение перерастало во что-то новое.
— Ненавижу, — прошипела я.
Верхняя губа вздрогнула, обнажая верхний ряд заострившихся зубов. Неожиданно твёрдая ладонь протянулась к распростёртому длинному телу и с кончиков пальцев показались острые когти. Только что я кричала в руках любимого мужчины, а сейчас сгорала от желания причинить боль, тому, кто забрал моего человека. Да, именно боль, много боли. Пусть вампир застыл в оцепенении, и неизвестно, чувствует ли он происходящее, мне безразлично. Я хочу выплеснуть ненависть, жажду стереть с лица мира эту зловонную мразь.
Тонкая плёнка крови покрывает руки, она стекает по изогнутым когтям и капает на морду вампира. Моя кровь — безотказное оружие против магов, даже для изменённого Проклятьем Гнека. Она въедается в тело концентрированной кислотой и раны не затянуть никаким исцелением, только временем или силой Проклятия при смене тел. Капля за каплей красный яд проникает в серую шишковатую плоть, искажая и без того мерзкие, ненавистные черты Гнека. По спальне плывёт запах горелой плоти. Этого мало, слишком мало, чтобы утолить ненависть, которая рвётся наружу и сводит с ума.
Не помня себя, я рассекаю грудь вампира острыми лезвиями когтей. С затаённым удовольствием наблюдаю, как лопается землистая кожа, и пальцы исчезают в холодной плоти. Мышцы поддаются напору и рвутся с хлюпающим звуком. Я сильна! Между моей ладонью и сердцем вампира лишь перегородка из рёбер. Сердце Гнека, какое оно на вид и что там внутри? В тонком мире мы вели свою битву, я и Проклятый маг, Гнек. Где-то там трепещет в плену душа Аморана.
Мысль, как пощёчина, вынудила оставить исполосованное тело вампира. Я перевела взгляд на свои руки. Мне кажется или они становятся тёмно-землистого цвета? Кожа покрывалась отвратительными наростами и складками. Когти почернели и удлинились. С головы до ног тело резко изменялось. Острые клыки царапали губы, но за миг и губы изменились. Рот вытянулся в твёрдую безгубую пасть. Челюсти приоткрылись, и сквозь них вырвался длинный синюшный язык. Слизь стекала с него тягучими липкими каплями.
Я смотрела на своё тело и видела чудовище, отвратительного урода, такого же, как лежащий рядом Гнек. В замутнённом сознании невыносимо громко кричали голоса. Они наперебой твердили об искажённой сущности. В памяти тут же всплыли брошенные в пылу ссоры слова Аморана и Аиреля.
— Чудовище! — твердили они.
— Монстр, — зло шептали, напевали гадкими незнакомыми голосами, кричали в самое ухо, так громко, что звенело в голове. — Ты такой же урод, кровожадный и холоднокровный. Тварь, чужая всем.
— Ты достойна только одного, — вкрадчивым голосом, словно вбивали в грудь длинный кол, твердили голоса.
— Презрения, — закончила я фразу вслух, поверив голосам безоговорочно. — Презрения и ненависти!
Вся лавина кипящего гнева, предназначенная Гнеку, нашла новую цель. Зачем искать чудовищ на стороне, если оно живёт во мне самой? Я смотрела на то, во что превратилась и окончательно теряла связь с реальностью. Кошмар терзал воспалённый разум острыми лезвиями. Ненавистные голоса заглушили даже разрозненные мысли, оставив лишь одну. Она вырвалась вместе с криком.
— Я ненавижу…себя!
Последнее слово прорвало последнюю преграду, и безумие захлестнуло остатки разума. Я соскоблю с себя эту отвратительную кожу, вырву извивающийся язык, разорву то, что раньше было губами. Это желание завладело мной всецело. Чёрные когти впились в щёки и медленно опустились к подбородку, снимая кровавую стружку. Я не чувствовала боли, но жаждала её и с маниакальным упорством рвала собственное лицо на лоскуты. Глаза залило тёплыми потоками, но это лишь подстегнуло меня. Когти рассекали шею, грудь, снимали костяные наросты с плеч. Я хотела боли, но она не приходила. У чудовища нет даже этого. Мой собственный истошный вой рвал горло. Он заглушил голоса в голове, и я кричала снова
