поддержать их в единстве духа и возглавить?» Действительно, о. Амвросию в это время было всего 48 лет, старец Макарий прямо не назначил себе преемника, а только сказал: «Смотрите на его дела». То есть время и обстоятельства должны были показать, достоин ли о. Амвросий подобного назначения.
Из мирских людей, хорошо знавших о. Макария, некоторые стали относиться к новому старцу даже с неприязнью. Например, одной барыне, которую кончина старца повергла в глубокое горе, сказали, что в Оптиной новый старец, которого очень хвалят, и зовут его Амвросий. «Как! — воскликнула она в негодовании. — Чтобы я после Макария пошла к этому монаху, который все вертелся в батюшкиных кельях и расхаживал со своим мешком! Это невозможно!» И только спустя время, когда довелось ей невзначай вступить в беседу со старцем Амвросием, барыня вышла от него в умилении и сказала: «Я знала обоих, но чувствую, что о. Амвросий выше старца Макария…»
При новом старце появились келейники: о. Михаил и о. Иосиф, будущий оптинский старец, а также приехавший в Оптину К. К. Зедергольм (впоследствии иеромонах Климент, — человек известный в ученом мире, выпускник Московского университета, магистр греческой словесности. До самой смерти он был письмоводителем старца Амвросия. Среди его духовных чад были такие известные люди, как обер-прокурор Святейшего Синода граф А. П. Толстой. К старцу за советом приезжали Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, К. Н. Леонтьев, Л. Н. Толстой, М. П. Погодин, Н. Н. Страхов.
Митрополит Евлогий (Георгиевский) писал: «К отцу Амвросию приходили за духовной помощью люди всех классов, профессий, состояний. Он нес в своем роде подвиг народнический. Знал народ и умел с ним беседовать. Не высокими поучениями, не прописями отвлеченной морали назидал и ободрял он людей — меткая загадка, притча, которая оставалась в памяти темой для размышлений, шутка, крепкое народное словцо — вот были средства его воздействия на души. Выйдет, бывало, в белом подряснике с кожаным поясом, в шапочке — в мягкой камилавочке — все бросаются к нему. Тут и барыни, и монахи, и бабы. Подчас бабам приходилось стоять позади — где ж им в первые ряды пробиться! А старец, бывало, прямо в толпу — и к ним, сквозь тесноту дорогу палочкой себе прокладывает… Поговорит, пошутит — смотришь, все оживятся, повеселеют. Всегда был веселый, всегда с улыбкой. А то сядет на табуреточку у крыльца, выслушивает всевозможные просьбы, вопросы, недоумения. И с какими только житейскими делами, даже пустяками к нему не приходили! Каких только советов и ответов ему не доводилось давать! Спрашивают его о замужестве, и о детях, и можно ли после ранней обедни чай пить? И где в хате лучше печку поставить? Он участливо спросит: «А какая хата-то у тебя?» А потом скажет: «Ну, поставь печку там-то…»
Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однако, бывало, старец и воевал. Сам живя в смирении, без которого невозможно спасение, старец Амвросий всегда желал видеть эту необходимейшую добродетель в приходивших к нему: он терпеть не мог горделивых, так что иных ощутительно бил — кого палкой, кого кулаком или осыпал бесчестием. Жаловалась как-то старцу одна женщина, что от скорбей она чуть с ума не сошла. «Дура! — воскликнул при всех старец. — Ведь с ума-то сходят люди умные, а ты-то как же сойдешь с ума, когда у тебя вовсе его нет?» Или другая жаловалась старцу, что у нее украли шаль. А он с улыбкой ответил: «Шаль-то взяли, а дурь-то осталась». Старец обобщал иногда понятия «дурак» и «гордый». Не любил он также проистекающего от тщеславия щегольства. Приехала к нему одна духовная дочь, молодая женщина, в платье, обшитом стеклярусом. Батюшка улыбнулся, глядя на нее, прищурился и сказал: «Ишь какая ты стала, какие игрушечки на себя навесила!» — «Мода, батюшка», — ответила та. «Э-эх, на полгода ваша мода!»
При глубоком смирении, несмотря на свой веселый нрав и характер, старец нередко и против своей воли проливал слезы. У него был столь редкий дар слез. Он плакал о себе, плакал о частных лицах, скорбел и болезновал душой и обо всем дорогом ему отечестве, о духовных своих детях, болящих душевными недугами, о благочестивых царях русских. По случаю убиения императора Александра II в письме от 14 марта 1881 года он в глубокой скорби сокрушался: «Не знаю, что вам написать об ужасном настоящем времени и жалком положении дел в России… Господь попустил Александру II умереть мученическою кончиной, но силен Он подать помощь свыше Александру III переловить злодеев, зараженных духом антихристовым. Дух антихристов от времен апостолов действует через предтечей своих, как пишет апостол: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Сол.
Когда же духовные дети старца Амвросия спрашивали в большом смущении, что же последует за этим неслыханным злодеянием цареубийства, он отвечал в радостном восторге при мысли о восшествии на престол императора Александра III: «Жив Господь, и живы души наши!» Старец Амвросий прозревал будущее и охватывал своим духовным оком предстоящее царствование, во время которого Россия не участвовала ни в одной войне, а благосостояние державы упрочилось, как никогда.
Благочестивый русский император Александр III в годы своего недолгого царствования последовательно проводил внутреннюю политику, заявленную еще в Манифесте при восшествии на престол: он призывал всех верных сынов Отечества ободриться и всеми силами стремиться «к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России ее благодетелем, возлюбленным Моим родителем».
За свою самодержавную деятельность император получил прозвание Миротворца и скончался в цветущем возрасте на руках другого великого российского святого старца Иоанна Кронштадтского. Этот святой много пророчествовал о приближающихся страшных временах для России, о грядущем на нее Божьем гневе за отступление от Православной веры.
Преподобный Амвросий Оптинский точно так же предчувствовал наступление лютых времен для России. В частности, в 80-х годах он писал одному из своих духовных чад: «Не хлопочи о ризе; я передумал, решил, что лучше теперь не делать ризу на Калужскую икону Божией Матери. Первое, у нас денег мало… Второе, вспомнил я слова покойного митрополита Филарета, который не советовал делать ризы на иконы, потому что «приближается время, когда неблагонамеренные люди будут снимать ризы с икон».
Подобные мысли часто посещали прозорливого старца. «Что-то около 1882 или 1883 года — точно не упомню, — рассказывал известному русскому духовному писателю С. А. Нилусу современник старца Амвросия, — я был у старца с ответными письмами для отправки их многочисленным духовным чадам его и почитателям. Вдруг старец взглянул на меня.
— Ныне, — сказал он, — настоящий антихрист народился в мир!
И, увидев мое недоумение и испуг, старец вновь повторил ту же фразу».
Заметим, что Ленину — не антихристу, но его верному предтече — было в это время 12–13 лет…
Удивительны были подобные прозрения старца Амвросия на фоне общей благостной обстановки внутри самой Оптиной. Известно, что С. А. Нилус долго жил в монастыре, подготавливая к печати разнообразные оптинские документы. Он часто беседовал с монахами о будущих временах, зная пророчества и о. Амвросия, и о. Иоанна Кронштадтского, и прочих духоносных старцев. Однажды после очередного разговора к Нилусу обратился канцелярский послушник о. Павел (Крутиков), сказав ему:
— Сергей Александрович! Вы наводите на нас такую жуть! Ведь сейчас в России ничего не ощущается, быть может, это и будет, но теперь нет основания так беспокоиться…
— Эх, отцы, отцы! — сокрушённо качал головой Нилус. — Эти стены скрывают от вас ту ужасную обстановку, среди которой мы живем; и слава Богу, что вы всего не знаете… Я не пророк, а скажу вам, что вы сами на себе испытаете то, что я вам говорю!
И действительно, испытали, когда в 1923 году Оптина была закрыта и монахи рассыпались, как
