год. Девочки никогда не шалили, одевались просто, любили тихую, уединенную жизнь, почитали своих нянь, заменивших им мать. Такая жизнь не понравилась их отцу, жившему со своей второй женой в Калуге и остававшемуся бездетным. Он решил дать им светское воспитание и определить в пансион. Старец желанию отца не противоречил. Девочки, проучившись зиму в пансионе, должны были на каникулы ехать к отцу, чтобы знакомиться с правилами и образом светской жизни. Но душа их рвалась в Оптину, к горячо любимому батюшке Амвросию. И так устроилось, что с разрешения своего родителя девочки сначала приехали в Оптину. Это было весной 1883 года. Но, прибыв в монастырь, они вдруг заболели дифтеритом — сначала одна, потом другая. Их разъединили, чтобы одна от другой не заразилась. Пока были в силах, девочки часто писали о. Амвросию записочки, в которых просили его молитв и благословения. Первой скончалась Вера. Оставшейся в живых Любови не говорили об этом. Но она, вдруг очнувшись, спросила сидевшую около нее сестру: «Вера умерла?» Та стала отговариваться, что, мол, жива, но Любовь возразила: «Как жива? Мне сейчас няня сказала, что умерла». Няни же рядом не было. Девочки, в последнее время часто говорившие: «Мы не хотим жить дольше 12 лет, что хорошего в этой жизни!» — одна за другой отошли в тот мир, о котором мечтали. Как родились они вместе и всю жизнь были неразлучны, так вместе и предстали, точно ангелы, пред Лицо Господа.
За семь лет говорил о. Амвросий Шишковой о кончине этих детей.
В имении закипела работа. Один за другим строились корпуса. Но желавших поступить в Шамординскую общину нахлынуло вдруг столько, что не успевали построить новый дом, как уже вдвое больше народу ожидало нового помещения. Старец принимал и помещал туда находившихся в крайней бедности вдов и сирот, а еще слепых, хромых, болезненных — и вообще самых обездоленных женщин и девиц. Рассказывал старец Иларион: «Замужняя моя сестра подверглась тяжкому недугу, и муж ее оставил на произвол судьбы. Привезли ее, больную, в Оптину к старцу Амвросию. Было лето. Батюшка вышел к больной, посмотрел на нее и, благословив, шутливо промолвил мне: «Ну, этот хлам-то у нас сойдет, отвези ее в Шамордино». Около десяти лет прожила она там в богадельне и скончалась, быв пострижена перед кончиной в схиму».
Или еще: приходит бедняк из Сибири и отдает о. Амвросию свою малолетнюю дочку. «Возьми-те, — говорит, — у нее нет матери, что я с ней буду делать?» Старец и эту отправляет в Шамордино. Из девочек- сирот образовался приют, из убогих женщин и девиц — богадельня. К этому добавить дом в Козельске для умалишенных женщин, который содержался на средства одного благодетеля старца Амвросия.
В 1884 году на праздник Покрова Божией Матери был освящен домовый храм в доме покойной владелицы имения: дел потребовалось немного — в большом зале, обращенном на восток, пристроили алтарь, а иконостас привезли из Оптиной.
Первой настоятельницей стала С. М. Астафьева, вдова, преданная послушница старца, женщина умная, благонамеренная и обладавшая прекрасным даром слова. С детства жившая в неге и не знакомая с физическим трудом, Софья Михайловна теперь трудилась, не жалея себя. Через три года такая ее подвижническая жизнь надломила слабое здоровье, и она скончалась как праведница. Настоятельство приняла на себя монахиня Ефросиния Розова, для которой воля старца была законом.
8 октября 1889 года исполнилось 50 лет со времени прибытия о. Амвросия в Оптину пустынь. Он доживал последние свои годы. Изнуренный беспрестанными трудами и болезнями, он ослабевал все более и более, временами жизнь его висела на волоске. В такие минуты он говорил: «Мне трудно, невозможно становится жить». В связи с болезнью старца посетителям приходилось подолгу жить в монастырских гостиницах, в которых по традиции приют давали бесплатно. Стечение народа было громадным, а посему и расходы были немалые. Приходилось ограничивать наплыв посетителей Оптиной. Для любящего сердца о. Амвросия это являлось немалой скорбью. Когда он хоть чуть поправлялся, то начинал принимать всех без разбора: со всех сторон осаждали его, не давая ни покоя, ни отдыха.
После смерти первой настоятельницы хозяйство Шамординского монастыря стало приходить в упадок, потому что новая настоятельница не имела в этих делах опыта. К тому же все были уверены, что средства неисчерпаемы. Даже самые близкие к старцу Амвросию благотворители не знали истинного положения: средств у него никаких не было, а он затеял строить по утвержденному плану новый огромный каменный храм. Предварительные работы уже начались: устроили кирпичный заводик и заложили для храма фундамент. Было отпечатано приглашение к пожертвованиям и разослано ко всем значительным московским домовладельцам, но сбор оказался столь скуден, что едва покрыл расходы. Такие крайние обстоятельства заставили старца Амвросия подумать о перемещении в Шамординскую общину.
Обстоятельства отъезда в 1890 году в женскую обитель были необычны, похоже, старец знал, что это последняя его поездка в Шамордино. На этот раз он не взял с собой, как обычно, старшего келейника иеромонаха Иосифа, который начал сам старчестовать и которому о. Амвросий перепоручил почти всех своих духовных чад. И еще. Благодетельнице обители А. Я. Перловой явилась во сне икона, которую долго не могли определить, но оказалось, что это «Споручница грешных». О. Амвросий благословил образ и, когда икону привезли к нему, велел поместить в своей келье и затеплить перед ней неугасимую лампаду. Уезжая, святой старец словно поручал скит и монастырь Матери Божией.
Поначалу о. Амвросий намеревался пробыть в Шамордине дней десять. Трижды пытался оттуда уехать, но по необыкновенной слабости здоровья так и не смог этого сделать. Оптинская братия скорбела, что старец остался на зиму у монахинь, шамординские сестры, наоборот, были в восторге. В Оптину о. Амвросию пришлось даже писать записку: «Я доселе задержался в Шамордине по особенному промышлению Божию, а почему — это должно означиться позже».
Оставшись в Шамордине, старец стал вникать во все хозяйственные дела. Без его совета и благословения в обители ничего не делалось, все постройки производились по его плану и указанию, при этом часто проявлялся его удивительный дар прозорливости.
Кроме того, болезненный старец по-прежнему с утра до вечера принимал народ, занимался перепиской с просившими у него советов. При скудости средств общины милостыня его не только не уменьшилась, но и приобрела такие размеры, что даже многие из близких людей стали его осуждать. Но всегда, когда о. Амвросий отдавал последний рубль нуждающемуся, непременно в ближайшее же время в Козельскую почтовую контору приходила на его имя большая сумма денег, и строительство в Шамордине продолжалось.
Теперь туда стекались толпы народа, возмущаясь, что старец их так долго не принимает. Не всегда верили люди, что он часто лежит в своей келье навзничь в полном изнеможении, об этом он особенно скорбел: «Ведь не верят, что я слаб, — ропщут». Но и в недуге старец никогда не терял присутствия духа, хотя болезни его прилагались к болезням, скорби — к скорбям. К нему и всегда-то не очень благоволило высшее духовное начальство, но к концу жизни это неблаговоление особенно обострилось. Новоназначенный в Калугу епископ Виталий, приехав на место, желал поскорее увидеть известного всему православному миру старца, но он все никак не возвращался в скит. Преосвященный стал высказывать неудовольствие, что старец самовольно отлучился в другой уезд, да еще живет а женском монастыре. Многочисленные посетители Оптиной пустыни разносили всевозможные слухи об оптинских и шамординских делах, часто совершенно неверные. О старце каждый толковал по-своему, в основном осуждали.
Владыка Виталий передавал через некоторых лиц, что силой увезет о. Амвросия из Шамордина, на что тот отвечал: «Я знаю, что не доеду до Оптиной, если меня отсюда увезут, я на дороге умру». К старцу обращались сестры: «Батюшка! Как нам владыку встречать?» Старец отвечал: «Не мы его, а он нас будет встречать!» — «Что для владыки петь?» — «Мы ему пропоем аллилуйя». И действительно, епископ Калужский застал старца уже в гробу и вошел в церковь под пение «аллилуйя».
В 1891 году старец Амвросий постриг в монахи своего духовного сына — известного русского философа К. Н. Леонтьева с именем Климент, благословив на жительство в Троице-Сергиевой лавре. Прощаясь с о. Климентом, старец сказал ему: «Скоро увидимся». Старец скончался 10 октября 1891 года, а его постриженник — спустя всего лишь месяц, от скоротечного воспаления легких.
Перед кончиной болезнь старца Амвросия усилилась, он потерял и слух, и голос. Его предсмертные страдания были невыносимы — он сам признавался, что подобного не знавал всю свою жизнь. «Вот целый век свой я все на народе, так и умру». Действительно, так и пришлось старцу умереть на народе, который неотступно теснился около двери его кельи. В самую минуту смерти он также был окружен почитателями внутри самой кельи. Весть о кончине старца мгновенно облетела монастырь, и раздирающие душу крики
