Карен на мгновение задумалась. Она настолько увлеклась головоломкой, складывая разрозненные кусочки, что не успела проанализировать собственные чувства и разобраться в них. Она поставила перед собой цель, которая подстегивала ее воображение и любопытство, которая помогала справиться с растущей тревогой по поводу состояния Джонатана. Но сейчас ей нужен был ответ. И Карен, не успев подумать, что делает, озвучила первую пришедшую в голову мысль.
– Я хочу знать, кто был моим биологическим отцом. – Она устало потерла покрасневшие глаза. – Совсем недавно я обнаружила, что Эмма не приходится мне матерью. Вчера я навещала ее. У нее болезнь Альцгеймера, и она приняла меня за вас.
Линвуд хранила молчание.
– Быть может, вы захотите повидаться с ней. Исправить то, что можно…
– Благодарю вас за заботу, агент Вейл.
– Вы можете называть меня Карен.
Линвуд наклонила голову и оперлась о стену, чтобы не упасть. Словно в поисках символической поддержки. Минуты шли одна за другой, а сенатор молчала. И не шевелилась.
– Расскажите о моем отце.
Сенатор запрокинула голову и уставилась в потолок.
– Думаю, сейчас вам лучше уйти.
Пожалуй, Карен следовало бы догадаться, что она ответит именно так. Если Линвуд действительно сделала все, чтобы похоронить свое прошлое – а теперь у Карен были тому неопровержимые доказательства, – то эта тема будет последней, на которую сенатор захочет говорить.
– Вы бросили своего ребенка. Как вы могли так поступить?
– Все не так просто. Тебе никогда не понять этого.
Линвуд надолго замолчала, потом вдруг ее плечи безвольно поникли. Словно чувствуя, что должна что-то добавить, она сказала:
– В то время это было лучшее, что я могла сделать для нас обоих. В первую очередь мне нужно было беспокоиться о том, чтобы выжить. Поверь мне, Эмма очень кстати оказалась рядом.
Хотя Карен довелось повидать на своем веку подсевших на иглу девочек-подростков с детьми – женщин, которые не знали, что такое ответственность или что значит быть матерью, – она с трудом могла представить величественную Элеонору Линвуд на их месте. Впрочем, Карен пришла сюда не для того, чтобы понять, почему мать бросила ее. Хотя не исключено, что и для этого тоже. Во всяком случае, не спросить об этом она просто
– Сенатор, я должна знать все о своем отце. Вы располагаете этими сведениями. Я могу и сама навести справки, но мне кажется, что того внимания, которое я наверняка привлеку, вам хотелось бы избежать.
– Это была совсем другая жизнь. Та, которую я хотела бы забыть навсегда.
– Неужели я стала для вас настолько большим разочарованием?
Линвуд резко повернулась к Карен. Глаза ее покраснели и опухли.
– К тебе это не имеет никакого отношения!
Она смотрела на Карен в упор с таким видом, словно хотела добавить еще что-то. Она явно колебалась, а потом и вовсе покачала головой.
– Прошу прощения, что вытащила всю эту боль на поверхность. Почему-то я думала, что вы будете рады видеть меня. Совершенно очевидно, это не так. Хорошо, я как-нибудь переживу это. Скажите то, что я хочу знать, и я уйду из вашей жизни.
Линвуд отвела глаза.
– Даже если я скажу, кто твой отец, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Вы не можете знать этого наверняка.
Глаза ее сузились.
– Я знаю.
– Возможно, он уже не тот, каким был сорок лет назад.
– Такие люди не меняются с возрастом.
– Сенатор, вы можете доверить мне свою тайну. Обещаю, что не скажу ему, кто вы такая и где живете.
– Все не так просто.
Карен ощутила, что ее охватывает отчаяние. Так уже не раз бывало в прошлом, когда она, сидя в комнате для допросов напротив преступника, твердо знала, что он виновен, тогда как он наотрез отказывался признавать это. Однажды похититель ни в какую не хотел говорить, где держит свою жертву. Карен не смогла его разговорить, и они так и не нашли похищенную женщину. И сейчас она ощутила, как в груди, угрожая задушить ее, поднимается волна отчаяния, смешанного с гневом и разочарованием.
Карен глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и переключилась в режим ведения допросов, чему ее так хорошо научили в Академии.
– Вы беспокоитесь из-за того, что он найдет вас, что мои поиски каким-то образом скомпрометируют вас и ваша тайна выплывет наружу. Или что он сам вдруг вынырнет на поверхность и вновь войдет в вашу жизнь. Мне понятна ваша тревога. Но я не допущу этого. Даю вам слово.
– Это погубит мою политическую карьеру. А ведь я иду на перевыборы. Мой оппонент попросту уничтожит меня в средствах массовой информации, если узнает о моей связи с твоим отцом. А если когда- либо станет известно о том, что я сменила имя и фамилию…
– Никто и никогда не сумеет сложить воедино все кусочки головоломки. Я прослежу за этим.
Линвуд проглотила комок в горле.
– Агент Вейл… Карен… – Она опустилась на краешек дивана. – Это случилось очень давно. Я была молодой и глупой. И совершенно не разбиралась в людях. Как только до меня дошло, что он за человек, я оставила его. Да, мне понадобилось больше времени, чем следовало бы, но я была напугана.
Карен подумала о себе и собственном замужестве. Ей тоже следовало обратить внимание на тревожные симптомы за много месяцев до того, как наступил разрыв. Подняв голову, она вдруг поняла, что обе они сидят, погрузившись в собственные невеселые мысли.
– По крайней мере, вы смогли убежать, – с трудом подбирая слова, сказала Карен. – Тогда как у многих женщин попросту не хватает силы духа, чтобы разорвать такие узы.
Слова ее прозвучали оправданием как собственного поступка, так и того, что сделала сенатор.
Элеонора Линвуд смотрела прямо перед собой, явно не слушая и не слыша того, что говорит Карен.
– Ты ничего не выиграешь от того, что найдешь его.
– При всем моем уважении должна заметить, что это не вам решать.
Сенатор встала с дивана и одернула юбку.
– Рада была познакомиться с вами, агент Вейл. Наша беседа доставила мне удовольствие.
Она повернула ручку двери и распахнула ее настежь. Недвусмысленный и универсальный жест, означающий, что тягостная и неприятная встреча подошла к концу.
Карен и не подумала подняться.
– Наша беседа доставила вам удовольствие? Сенатор, я ведь не принадлежу к спонсорам вашей избирательной кампании. – Голос ее прозвучал громче, чем она намеревалась, но Карен устала, разозлилась, а ее мечты найти мать превратились в навязчивый ночной кошмар. – Нравится тебе это или нет,
– По-моему, вам пора уходить.
Она говорила твердо и решительно.
– Неужели у вас отсутствует материнский инстинкт?
Карен нащупала маленький наружный карманчик на кожаной сумке-портфеле, достала оттуда
