Глава 7. Страшный суд
После долгой паузы Анна Стефановна и доктор Кузнецов заговорили разом:
— Сынок, погоди…
— Только не волнуйся…
— Может, это еще и не так…
— Давай поговорим спокойно…
Так же внезапно оба замолчали.
— Кого?.. — коротко спросил Дядя Фил.
Эстонец только потряс головой. Но коллеги почему-то все поняли. Анна Стефановна горестно вздохнула. Дядя Фил насупился и засопел. Минута молчания затянулась.
— Я предупреждал, — начал Дядя Фил, яростно кусая усы, — ты не послушался…
— Филипп!.. — тихо, но с угрозой промолвила Анна Стефановна.
— Я уже пятьдесят девять лет Филипп! — огрызнулся Дядя Фил. — Нельзя было Каарелу брать мальчишку! И как Нечаева согласилась на эту авантюру? А впрочем, все вы, бабы, одинаковые! Видите смазливого сопляка и таете: «Ах, Каарел, красавчик, бедняжечка! Ну как отказать этому ангелу?» Ангел, ёлки зелёные! Крылья только не из того места растут!
— Замолчи, Филька, пугало огородное! — рявкнула Анна Стефановна.
Голос у нее оказался куда мощнее, чем можно было ожидать. Эстонец вздрогнул и уменьшил звук.
— Я слишком мало знаю об этой истории, чтобы судить кого бы то ни было, — взяла себя в руки дама.
— Ха! Покажи мне человека, который знает больше! — Дядя Фил не был намерен уступать. — Их Высочество господин Томмсааре не изволили ничего объяснить даже главврачу!.. Парня нужно было отдать мне! Я бы его не испортил. Потому что я его не жалел!
— Филипп, хоть я и мало знаю, — терпеливо проговорила Анна Стефановна, — но все же я смогла понять, что Илья — часть той жизни, о которой Каарел все еще тоскует…
— Во-первых, это не оправдание, — отрезал Дядя Фил. — Во-вторых, пора бы ему перестать тосковать по ерунде. Сейчас он занят благородным и нужным делом. А раньше…
Неожиданно Эстонец поднял голову и взглянул на экран. Дядя Фил умолк на полуслове.
— Иногда я тоже так думал, — сказал Эстонец; я и не подозревал, что этот холодный голос может звучать так жалобно и беспомощно. — Я думал: то, что я делал раньше, было ненужно… напрасно… Но появился Илья…
Он покачал головой, помолчал, вздохнул и перешел на незнакомый мне язык: русских слов ему не хватило. Но гости прекрасно его понимали. К концу рассказа Анна Стефановна тихонько всхлипывала, а Дядя Фил, красный, как свекла, корчил зверские рожи — наверно, тоже боялся зареветь.
— Теперь вы знаете, — сказал Эстонец, опуская голову.
— Спасибо тебе, мой мальчик, — прошептала, вытирая глаза, Анна Стефановна. — Теперь и я могу надеяться, что моя жизнь прошла не зря…
— Не спеши докладывать главврачу об Илье, — посоветовал, кое-как справившись с волнением, доктор Кузнецов. — Мы еще потрепыхаемся… Я что-нибудь придумаю… Обещаю!..
— Я тоже, — поддержала коллегу Анна Стефановна.
— Выше нос! Завтра зайду…
— И я. Не отчаивайся!..
— Спокойной ночи!..
На следующее утро, во время завтрака, деревянные стены Седьмого корпуса содрогнулись. Хлопнула входная дверь, распахнутая ударом ноги, и в кухню ввалился доктор Кузнецов. Потянуло морозом.
— Ангела за трапезой! — бодро гаркнул он.
— Незримо предстоит! — отозвался Эстонец.
Он даже глаз не поднял на гостя. Он сидел во главе стола, не притрагиваясь к еде, хотя наказанных не было. Я-то знал, в чем дело, а остальные терялись в догадках и на всякий случай старались чавкать и стучать ложками потише…
— Слыхал я, дорогой коллега, — заговорил Дядя Фил, — что у тебя есть ребята, которые лошадок любят!.. Ну так пускай они нынче ко мне в гости пожалуют. Сразу, как позавтракают. Жду. До скорого.
Хлопнув по валенку тяжелой плеткой, Дядя Фил удалился. Пациенты опасливо косились друг на друга, силясь угадать, о ком идет речь. Эстонец красноречиво взглянул на меня…
Я не собирался с ним спорить. После завтрака я оделся и вышел из корпуса. Стоял ясный морозный день. Калитка замерзла и отворялась с трудом. Сияющая снежная аллея была пуста. До конюшен было рукой подать, но я, понятное дело, совсем туда не собирался. Я повернул в другую сторону, так как решил, что прогулка будет для меня куда полезнее…. Я бы гулял до самого обеда, если бы е понял, что очень скоро превращусь в сосульку… Когда я добежал до дверей проклятой конюшни, мои губы и щеки онемели от холода.
— Ты кто? — спросил мальчик, выкативший мне навстречу тяжелую деревянную тачку, полную опилок и навоза.
— Бя-бя-бя, — только и смог произнести я.
— Это ко мне! — крикнул Дядя Фил откуда-то издалека. — Закрывай дверь, не морозь помещение!..
— Где тебя носило? — продолжал он, выныривая в широкий полутемный коридор. — Работа не ждет!
С этими словами он сунул мне в руки… метлу!
— Начнешь оттуда, — сказал Дядя Фил, показывая в дальний конец длинного коридора, кое-как освещённого тусклыми лампочками. — Ты чего на метлу-то уставился! Я же не заставляю тебя на ней летать!.. Ах, ты, наверно, думал, что я тебя так сразу на коня посажу? Ты, брат, сначала конюхом поработай, а там посмотрим…
Стиснув занозистое метловище, я учтиво ответил:
— Простите, Филипп Михайлович, но я и в мыслях не имел садиться на лошадь. Тех, кто смеет мучить столь благородное создание, я считаю преступниками и варварами. Лошадь — воплощение Красоты. Разумный человек может лишь поклоняться и служить Ей…
— Ну что ж, вот и послужи! — недобро усмехнулся Дядя Фил. — Только руки в денники не суй: если эта красота тебя укусит, без пальцев останешься!..
На обед я еле приплелся. При виде подлого Эстонца в моей душе шевельнулась ненависть. Отдал меня мучителю без всякой жалости, а сам кушает себе преспокойно!..
— Приятного аппетита! — негромко раздалось с порога.
— Спасибо! — вразнобой ответили уже немногочисленные старшие.
В кухню вошла Анна Стефановна. На темном мехе ее манто сверкали тающие снежинки. Эстонец хотел было встать, но гостья, быстро обойдя стол, положила ему на плечо руку в чёрной замшевой перчатке.
— Нам скоро понадобится новый аккомпаниатор…Кажется, у вас тут есть пианисты?
Эстонец кивнул гостье на меня, нарочно глядя в другую сторону.
— После полдника приходите в Главный корпус, — улыбнулась мне Анна Стефановна. — Второй этаж, третья дверь направо.
Вечером в Главном корпусе оказалось многолюдно. В приемном покое царили гвалт и толкотня. Стеклянная дверь то и дело хлопала. Возле нее, у большой доски скромно стояли несколько пациентов. Они читали какое-то объявление. Я тоже подошёл полюбопытствовать.
Это было расписание работы кружков. В самом верху стояло 'Академическое пение', дальше шла 'Борьба вольная', 'Вышивание' (вышивание вела Тийна Томмсааре, из чего мне стало ясно, что она — не
