Словно в ночи луна
Проснулась от звука его голоса, из-за двери.
Аська, вставай, я тебе шлем купил. Сейчас проверим, правильно ли я представляю себе размер твоей умной головы. Уже одиннадцать, ты просила разбудить, семинар по мышлению, помнишь?
(Разве просила? Не помню, честное слово. Пуговицы помню прекрасно. И жутко стыдно, как и следовало ожидать.)
Между прочим, я принес обещанный эликсир. Сообщаю по секрету, что если взять обычный нашатырный спирт да накапать его в стакан с водой…
(Собственно, что было-то?.. Я попыталась расстегнуть на нем все пуговицы, сверху донизу… ладно хоть не на себе… и за ремень, кажется, взялась нетвердою рукой, а он?.. Разложил диванчик, потом отвернулся, потом подержал за руку и ушел… Ушел от такой женщины, да? Я должна ему спасибо сказать или обидеться?)
…и выпить залпом, то будешь как огурчик. Только накапать надо точно, иначе никакая скорая не откачает. Носитель секретной информации — я один, так что открывай.
(Господи, Митька, да ты кремень! Если уж у меня пульс двести, то у тебя сколько вчера было? И ничего — обнял, успокоил, разложил диван и ушел… Кто же тогда дверь запер? — внезапно удивляюсь я, разлепляю глаза и вижу… О господи… ну конечно… Укрылся курточкой, спит, в ус не дует…)
Нашатырный спирт, если уж продолжать тему, связывает кетоновые тела. Именно они отвечают за столь знакомые нам обоим ощущения, именуемые в литературе «абстинентный синдром»… Голова болит? Координация нарушена? Значит, все идет по плану. Выпьешь моей водички, потом отвезу тебя на психфак. Тьфу, сколько раз произносил, а все не могу привыкнуть, тем более в женском обществе…
Митька, говорю я хриплым голосом, уже в замочную скважину (и как возле двери оказалась, не знаю, в одно мгновение), тихо-тихо, чтобы
А ты обратно не заснешь? — спрашивает Митька, и голос у него на полтона выше и дребезжит немного.
Куда там, ты же весь этаж перебудил. В каждой комнате теперь знают, что у меня семинар по мышлению и что я вчера надралась, дверь открыть не могу…
Да все у нее нормально, внезапно встревает Баев из своего угла. Голова как голова. Сейчас она прочухается и поедет на семинар. А ты, Митенька, ступай домой, все
(Митька, кричу я про себя, это не то, что ты думаешь!.. Про себя — потому что стоит только сказать вслух, как он подумает, наверняка… Ну Митька же!.. разве ты не понимаешь… это ерунда, полная притом!..)
Митя, не молчи!.. — прошу я еще тише, так, что и сама не слышу.
Ладно, отвечает Митька изменившимся голосом, спокойно-преспокойно. Настоящие мужчины из старого кино типа «Касабланка» примерно таким макаром ключевые реплики и подают (что-то вроде: «я любил тебя больше ангелов и Самого, а теперь, уж извини…»). Вечером зайду. У меня три пары, потом за запчастями — тачка сдохла. Увидимся.
И звук аккуратно прикрытой двери.
Баев сел, облачился в куртку, похлопал себя по карману, выбил пачку сигарет…
И не смотри на меня. Что я, собственно, сделал? Или надо было дальше послушать про то, как нашатырный спирт связывает кетоновые тела? Дык я и сам знаю, не выветрилось исчо. А ты давай, умывай физию, приводи себя в ажур — и на семинар. Зря, что ли, разбудили… Это ж надо так орать под дверью добропорядочных граждан! В самом деле, весь этаж теперь знает, что у тебя птичья болезнь, «перепил» называется. Позор, ох, позор на мою многострадальную башку — жинка-алкоголичка.
Какая я тебе жинка, говорю. И перестань курить в комнате. Ничего не вижу, дым глаза ест.
Это тебе правда глаза ест, отозвался Баев, затягиваясь. А что не видишь — не удивлен. Ты у нас слепа, как крот. Меня-то заметила, любимого и единственного? Не забыла еще, что я тоже здесь обитаю?.. Да ты не парься, зверюшенция. Если надо уйти — я ведь уйду. Это тебе деваться некуда, а для таких, как я, под каждым под кустом готов этот, как его, и стол и дом. Только скажу свое веское слово, потом тоже физию умою и пойду.
Прозвучит, ясный пень, как твоя долбаная серенада утренней зари, но ты не зазнавайся, не стоит. Твоей заслуги тут нет. Просто так сложилось, что ты у меня одна словно в ночи луна, словно в печи сосна, словно в глазу бревна, потому мы с тобой и стакнулись. Я ведь тоже генетическая ошибка родителей и их педагогический, такскать, провал. А чего они хотели? Мамашка говорила, они уже и не ждали подвоха, Любу вон взяли зачем-то… Пили коньяк, радовались жызни и ты ды, а мамашке, между прочим, сорок два, и тут такой сюрприз. Мне кажется, они с этим сюрпризом до сих пор не свыклись. Фиг с ними, не об этом речь.
По натуре я — ну ты знаешь. Одиночка. Могу жить в бункере — и жил, пока тебя не было. Ни в ком не нуждался, ни от кого не зависел. А потом ты со своими предсказаниями… И я тебя впустил, понимаешь? Да ни черта не понимаешь, по глазам вижу! Думаешь, опять он погнал, из жизни одиноких мужчин, на жалость бьет. Почему бы и нет — бью. С тобой все средства хороши — ты же у нас в средствах не стесняешься…
Короче, Ася, я первым не нарываюсь, в пузырь не лезу. Однако следую простому правилу: тронут мое — загрызу. Усекла?
Пока, зверюшенция.
И дверью — бабах.
Все на этот раз? Или нет?
Доброе утро, сказал Кубик, доброе. Ну вы даете, братцы. А я-то, дурак, выспаться хотел в свой единственный выходной. Кипяточком разжиться можно? Я включу?
Делай что хочешь, отвечаю, мне все равно.
Знаю, кивает он. Это основная версия общественности —
Ожидаем высадки союзников?
Да какие там союзники… Не икалось тебе? Тринадцатый этаж в полном составе бедному Митьке мозги компостирует. Мы с Ваном кое-как соблюдаем нейтралитет, девчонки тоже, а остальные…
Что же я такого сделала?
Ой, Ася, тебе ли не знать, как люди любят совать нос в чужие дела, вопросами задаваться… В нашем же случае вопрос явно животрепещет, причем до такой степени, что хоть стенгазету-молнию выпускай. ГЗ — большая коммуналка, здесь личной жизни нет ни у кого. Короче, сочувствуют Митьке, Баеву, этому даже больше, но что касается тебя…
Ты-то сам кому сочувствуешь?
Всем понемножку, сказал Кубик, открывая краник самовара. И все же поверь старой больной черепахе Тортилле, сокращенно СБЧ, что надо бы как-то иначе… Продолжение редко бывает лучше начала.
М-мм, что ты имеешь в виду?
Сам не знаю. Ладно, забудь. И, главное, поменьше слушай доброжелателей. Митьке повезло, что Ван такой немногословный, иначе куда бы ему деваться с тринадцатого этажа?..
(Как же, забудь. Прямо сразу и вспомнила. Накрывали на стол после зимних каникул, и оказалось, что хлеба нет. Митька говорит — я в палатку, кто со мной? Одеваюсь, ищу свой шарф (понавесили тут, ничего не найдешь), а Лёха меня в дверях перехватывает —
А я ему: Петренко, мы за хлебом, хочешь с нами?)
