— Сам открывай — знаешь как.
Сижу в одеяле, вылезать из постели не хочется. Митя вошел, кинул взгляд на бутылку, от комментариев воздержался. Вид решительный, сейчас будем рубить с плеча:
— У меня к тебе дело, но для начала новости, числом три.
Первая — я все сдал и съезжаю от Вана. Вторая — собираюсь домой своим ходом, карты уже раздобыл. Третья, пока окончательно не утвержденная — думаю осенью забрать документы и перейти на вольные хлеба. Работу найти не проблема.
— Митька, ты в своем уме?! — недоумеваю я. — До трех он считать научился!.. А до пяти слабо? Пятый курс, осталось всего ничего! И какую работу — вагоны разгружать?
— Да хоть бы и так! Те ребята, с которыми я на погрузке вкалывал, они делом занимались, а я баклуши бью. Тебе этого не понять, несмотря на весь твой диванный опыт. Оно и правильно — ты ж не мужик… Если честно, я даже иногда скучаю по своим ночным сменам. Утром выходишь на пути, а там туман, огоньки… запах железа и солярки… вдохнешь его — и все винтики внутри дребезжат… Короче, Ася Александровна, как ты уже должна была заметить, я человек простой, односложный, мне конкретное дело нужно, чтоб его конкретно выполнять. А висеть между «да» и «нет», пробавляться всякими «не знаю» или «может быть» — это не мое. Поэтому мы определимся незамедлительно, здесь и сейчас. Тянуть некуда.
— Романтика, ёклмн. — Розыгрыш или очередная удаль? Уж больно текст для Митьки нетипичный — он еще никогда кулаком по столу не стучал. Того и гляди стукнет. Интересно. — Ты Платонова читал? Кинь в меня халатом и отвернись.
— Опять ты за свое!.. Читал — не читал… Ты небось читала, а сидишь здесь как пришитая.
— Да пожалуйста, — сказала я, завязывая поясок халата. Все-таки надо потише, покладистость изобразить. У Митьки ни с того ни с сего гендер попер… Ладно, займем симметричную позицию, сугубо женскую. Чего бы такого спросить-то, из женского репертуара… — Чай будешь? Поставить?
— Какой, к лешему, чай!.. Сосредоточься, Ася, иначе и я собьюсь… Дело в следующем. Позавчера ко мне приехал брат. Вообще-то не ко мне, а в командировку, но не суть. Встретил его, побеседовали — и вдруг у меня в голове что-то щелкнуло, и я понял, что сейчас, в этот момент, от меня требуется, и от тебя заодно.
Ты когда-нибудь на Волге была? Тогда поверь мне на слово: жизнь — она не тут, в ГЗ, она там. Дом, воля, друзья — все там. Ночью цикады орут — оглохнуть можно, а звезды!.. В Москве и звезд-то никаких нет — так, плевочки одни, да и кто на них смотрит, кроме тебя?
Устал я от вашей Москвы. Смеяться будешь, но мне тут места мало, дышать нечем. Морды злые, замки крепкие. Я долго привыкал, чтобы не лыбиться почем зря — не понимает этого народ… Ну, не буду дальше распространяться — не я первый, не я последний. Да, Москву люблю, но жить в ней, ей-богу, невозможно или надо себя так перелицовывать, что свои не узнают. А я к перелицовке мало пригоден — все снаружи, внутри-то ничего нет, Ася. Все мое — твое. И никаких таинственных глубин. Я прав? Таким ты меня представляешь?
— Митька, ты чего?! — возмутилась я, потому что все-все, что он говорит, принимаю всерьез. Даже если он при этом улыбается, как сейчас.
— Знаешь, я ведь тоже путешествовать люблю, — сказал он, не особенно реагируя на мое возмущение. И этот научился подкалывать — неужто я такой благодарный объект? — Я наше Поволжье стопом объехал — и никто денег не взял. За спасибо возили. А здесь?
Впрочем, нам теперь стоп не актуален — сядем да поедем. Маршрут пока не просматривал, вместе разберемся. Или ну его? Мне тоже нравится, когда плана нет. Летом вообще многое упрощается — можно и без крыши над головой, а если дождь — ниче, постоим под деревом, мы ведь это умеем, правда? Мама у меня хорошая, тебе будет рада, тем более что у нас в доме одни мужики — дед, отец и два брата. Поживешь немного на воле, придешь в себя, отъешься, а если передумаешь — отвезу обратно в Москву.
(Кажется, что-то похожее я уже слышала, но где и когда…)
— Что значит — передумаешь? Митя, все не так просто.
— Все очень просто. Я тебя люблю, остальное приложится, — сказал он буднично, скомкал, чтобы не заострять и не провоцировать на ненужные возражения. — И вот еще. Заведи себе самый обыкновенный паспорт, а то мне с тобой на некоторые темы разговаривать трудно. Знаю, что ты ответишь, проходили.
Поднялся, обошел диван, встал у окна, отодвинул штору, молчит. Я тоже молчу, хотя надо бы как-то проявиться, обозначиться…
(Не такой реакции ты ждал, Митька? Думал, наверное, что я сразу на шею и в слезы. И тон нарочито волжский, мол, я парень простой, конкретный,
Неужто обрадовалась? Ася, честное слово, я тебя не узнаю! Где же твои непоколебимые принципы?!
Еще бы — гроссмейстер сделал ход конем…
А что — правильно сделал, убедительно. В этом весь Митя, за это я его и…)
— Даю тебе полдня на сборы, — подытожил он почти сердито. — Много барахла не бери, не нужно. Машинку я унесу, чтобы отрезать пути к отступлению. Ты без нее жить не можешь, значит, как минимум придешь ее выручать. И придешь сегодня, потому что завтра поздно будет… Встречаемся у лифта в шесть. Опоздаешь — буду ждать час, потом еще час, потом все. И не надо ничего Баеву объяснять — он тебе мозги прокомпостирует, а мне сначала начинай…
(Ох, Митя… Это называется — «я сказал». Хотя впечатляет, да… Машинку, конечно, не отдам… и вообще…)
— Постой, постой… Так ночью и поедем, отсюда и прямо на Волгу?
— Струсила? Правильно. Со здравым смыслом тоже иногда дружить надо. Не хочешь своим ходом — давай по железке. Я уже обзавелся билетами, а «Ява» это так, для затравки — ты ж у нас лягушка- путешественница… Короче, «Яву» оставим на лето Вану, пусть девушек катает… А нам здесь больше делать нечего. Пересидели мы в Москве, пора на волю.
Поедешь со мной — так и быть, отучусь до диплома. Не поедешь — дома останусь. Точка.
(Ага, ясно. Не собирается он отчисляться, это прием, для затравки, чтобы меня из спячки выманить. Господи, Митя, ну какой ты смешной… Все твои приемы вот так на два счета раскалываются…)
Постоял за спиной, отбил щелбанчик по затылку, потом наклонился, прикоснулся губами, как будто ребенка в макушку поцеловал.
— У лифта в шесть. Смотри у меня…
(«В залог прощанья мирный поцелуй…
Какой ты неотвязчивый! на, вот он.
Что там за стук?.. о скройся, Дон Гуан».)
А это Баев, пьяный в дупель. На колесе восьмерка, Элька его под уздцы ведет.
(Это ее основная функция — поддерживать чужих мужей.)
— Аськин, я к обеду, как обещал. Обед на столе? Привет, Митяй. Уходишь?
— Ему бы чаю горячего и в постель, — говорит хорошая девушка Элька.
(И в постель укладывать — тоже ее, фирменное, отмечаю я и тут же себя одергиваю; привели мужика — скажи спасибо; хотя я бы не возражала, если б этот мужик сегодня заблудился в ГЗшных коридорах; свернул на развилке не туда — и сказке конец.)
— Скажи мне, Митенька, что у вас новенького? — Баев сел на диван, глаза мутные, тончик такой нейтральный. — Я сам, сам. Еще не хватало. Я сам разденусь.
