— А разве я крап… — не договорил Суслик, посмотрев на своё отражение в воде, и хлопнулся в обморок. Хорошо, что на плот. Наверно, заранее выбрал, куда упасть.
Хома щедро побрызгал на него водой.
Суслик слабо приподнял голову:
— Значит, он не голодный?
— Или-или, — ответил Хома. — Или шеста твоего испугался.
Суслик мгновенно вскочил и браво развернул плечи.
— А что! Скорее всего!
— Ты давай скорее на шест налегай, — посоветовал Хома, — пока Аист свои перья не пересчитал.
Суслик поспешно бросил перо и приналёг на шест. И слова не сказал.
Только за следующим поворотом он укоризненно произнёс:
— Мог бы меня предупредить.
— Тебя предупредишь, — протянул Хома. — Хватает, что попадя, — нахмурился он. — Из-за тебя могли закончить путешествие у Аиста в желудке!
— Брр, — передёрнуло Суслика. — Там от лягушек скользко. Я думал, аисты только лягушек глотают.
— На обратном пути можешь убедиться, — засмеялся Хома. Он не мог долго злиться.
Но Суслику было не до смеха. Он бубнил про своё расшатанное здоровье. Расшатанное волнами, которые внезапно побежали по ручью.
И тут путешественники увидели Енота-полоскуна. Так его называют, наверно, потому, что он в воде полоскаться любит, а вовсе и не стирать, как иные думают. Да и стирать ему нечего, он ведь весь меховой.
— Не подымай волну, — вежливо попросил его Хома.
— Захлестнёт! — вторил ему Суслик, беспокоясь за плот.
Добряк Енот послушался и дал им спокойно проплыть мимо.
— А почему говорят: енот да не тот? — внезапно спросил Хому Суслик.
— Это был тот Енот, — снисходительно ответил Хома.
Зря завидовал Суслик Хоме, отважно прогнавшему Сома. И ему вскоре довелось отличиться.
Когда какой-то чужой Коршун бросился на них сверху, Суслик неожиданно чуть не проткнул его шестом с перепугу.
Коршун затрепыхался в воздухе, погнав по воде рябь, и улетел искать более послушной добычи.
— Какое чучело я упустил! — переживал Суслик, уняв дрожь.
А Хома спросил из-под дощечки, которой накрыл голову:
— Он уже улетел?
— Удрал! — воинственно ответил Суслик. — Видал, как я его шуганул? Враз смылся!
— Его счастье, — опустил дощечку Хома. — Вот его бы я точно огрел, а не просто стукнул!
Подходящего места для нового житья-бытья всё не находилось. Берега были то слишком топкие, то сплошь лесистые.
Ручей стал широким, как небольшая речка.
Два дня и две ночи плыли неутомимые путешественники. Спали на плоту по очереди.
На третий день дорогу им преградила бобровая плотина.
Важные усатые бобры, шлёпая по воде хвостами, похожими на короткие вёсла, сплавляли к плотине подгрызенные осины.
По всему было видно, что они собирались надстроить её повыше.
— Правильно! — громко одобрил Суслик. — А то ручей мелеет. Там, — показал он назад, — Аисту по колено.
Бобры изумлённо уставились на маленьких путешественников.
— И давно плывёте? — спросил старый седой Бобр, с любопытством разглядывая утлый плотик.
— Два дня, дедушка, — ответил Хома.
— Смелые малыши, — похвалил Бобр. — Ну, и как там в верховьях? Лес люди рубят?
— Рубят, — сказал Суслик.
— Плохо…
— Но и вы тоже рубите, — кивнул на плотину Суслик.
— Мы-то рубим с умом, — заметил Бобр. — А они лишь бы побольше.
— А почему — лишь бы побольше? — Суслик всегда отличался любопытством.
— От большого ума… Поживёте с моё, узнаете.
— Столько мы не проживём, — уважительно взглянул на его седины Суслик.
— А всё потому, что вы неправильно живёте. Жить пало в воде. Вода — это жизнь! — глубокомысленно изрёк Бобр.
— Ага, — по-своему понял его Суслик. — В воде много жизни. Рыбы, раки, пиявки… Кого только нет!
— И куда вы плывёте? — обратился Бобр к Хоме, верно приняв его за главного па борту.
— Туда, — покялял вперёд рулевой капитан.
— Просто так?
— Нет, мы ищем новые привольные места.
— Ну что ж. Плывите. Во всём надо самому убедиться.
И седой Бобр скомандовал другим бобрам, чтобы те открыли в плотине узкий проход для плота Хомы и Суслика.
— На что он намекал? — спросил Хому Суслик, когда плотина осталась позади.
— Не знаю. — На сердце у Хомы было тревожно.
Они плыли и плыли.
Ручей стал ещё шире, заросли камыша и осоки поднялись ещё выше. И шест Суслика лишь кое-где доставал дно.
Чувствовалась близость реки, большой воды.
Появились крикливые нахальные чайки.
Суслик опасливо поглядывал на них. Но им, видимо, вполне хватало мелкой рыбёшки, которую они то и дело выхватывали из воды.
— А нас они не тронут?
— Ты для них слишком велик, — Хома лихо рулил, обходя торчащие из воды коряги.
— Для Муравьёв я велик, — не согласился недоверчивый Суслик, держа свой шест наготове.
— И для меня велик, — подбодрил его Хома. — Ты же выше меня ростом, забыл?
— Я не забыл, — по-прежнему с опаской поглядывал Суслик на задиристых чаек, отнимающих друг у друга добычу. — Да они об этом не знают.
И вот перед ними внезапно открылась река, куда впадал их ручей. Широ-о-кая река!
Кругом бесконечные пароходы, баржи, моторки. Шум, стук, треск!
Дымящие высокие трубы по берегам. Сажа и копоть! А на тёмной воде колышутся, как огромные блины, мазутные разводы…
— Рули назад! — заорал Суслик.
Пять дней они назад добирались, хотя и старились вовсю. Даже Хома своей дощечкой грёб, Суслику помогал. Против точения шли. Поэтому обратная дорога и была столь долгой.
Провожающие, а теперь встречающие, Заяц-толстун и старина Ёж, стояли па том же месте. Будто и не уходили.
Причалили Хома и Суслик к знакомой песчаной косе.
Взглянул Хома на Ежа и Зайца и развел лапами:
— Oт добра добра не ищут. Плохо там, где нас нет! Хорошо там, где мы есть, — добавил Суслик.
