шевелюре. Простимулировав таким образом то, что пряталось в черепе, и могло называться мозгом, он изрек:
— Ну, тэба бьют, ыздэваютса, а так всэгда с пророками поступают.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал Кирилл.
Охранник напрягся еще сильнее и, похоже, достиг максимума интеллектуальных возможностей. Глянув на узника недовольно, он забрал стакан и банку, и вскоре его шаги стихли за углом.
Новые прозвучали нескоро. На этот раз вместе с тюремщиком явились двое амбалов с автоматами.
— Вставай, — бросил один, неприязненно глядя на Кирилла.
Второй смотрел спокойно, даже с некоторым интересом.
Кирилла вывели из «камеры», а когда выбрались из подвала, выяснилось, что солнце висит довольно высоко. Зашагали неспешно и, как он и ожидал, в сторону бывшего здания районной администрации.
— Мужики, можно мне отлить? — попросил Кирилл. — Сил нет терпеть больше.
— Шагай! — рявкнул первый конвоир.
— Ладно тебе, — примирительно сказал второй. — Что, лучше будет, если он перед майором обоссытся?
Злобный вояка не нашел, чего возразить, и они сделали остановку, немного не дойдя до угла здания. На крыльце столкнулись с выходившей на улицу группой женщин, среди которых мелькнуло лицо Лены, красное и заплаканное.
Увидев Кирилла, она вытаращила глаза. Он подмигнул ей.
Судя по тому, что «гостя» не повели на лестницу, крышу над обиталищем Дериева так и не починили, или оно само слишком пострадало от огня. Новый кабинет оказался меньше, на стене обнаружилась карта Нижнего Новгорода, а на стульях у стенки — толстый батюшка, мрачный Василич и тот же мужчина средних лет, что был с ними утром.
Майор сидел в кресле, глаза его злобно блестели.
— Привели, вот так-то, — сказал он. — Ну что, давай, рассказывай.
Кирилл поглядел на него и, сделав глубокий вздох, встал прямо, гордо вскинул голову. Главное сейчас — загнать поглубже страх физической боли, воспоминания о побоях и мысли о том, что его будут бить снова. Вспомнить о чем-то хорошем, о дочери, например…
— Чего молчишь? — губы Дериева нервно искривились.
— Может, чего поконкретнее спросить? — предложил мужик средних лет.
Он выглядел скучающим, недовольно хмурился, как человек, оторванный от дела ради пустяков.
— Попробуем так. — Майор наклонился вперед и впился взглядом в Кирилла. — Ты и вправду считаешь себя пророком?
Кирилл не ответил, демонстративно отвернулся и уставился в окно. Там шумели на ветру молодые деревья, торчали из зарослей ржавые трубы флагштоков, дальше за расчищенной площадкой виднелась улица Бекетова, что ведет к Дворцу Спорта.
Новую реплику Дериева он не осмыслил, только уловил ее. И получил жестокий удар в поддых. Захрипел, согнулся, хватая воздух ртом и пытаясь распрямиться, но пока безуспешно.
По шее Кириллу досталось, судя по всему, ребром ладони. Он упал на колени.
— Когда я спрашиваю, нужно отвечать, — голос майора прозвучал почти ласково.
— Он так и будет корчить из себя партизана в руках фашистов, — сказал Василич. — Фанатик. Расстрелять его надо.
— Позвольте мне, — произнес батюшка. — Только без насилия, во имя Господа.
Кирилл все же сумел вдохнуть, а когда поднял голову, то обнаружил, что священник стоит рядом.
— Меня зовут отец Павел, сын мой, — сообщил он. — Воистину, пророк ли ты?
— Ты сам это сказал, — с трудом ворочая губами, выдавил бывший журналист.
Служитель нахмурился, в глазах его мелькнуло нечто похожее на страх, но когда заговорил вновь, то красивый баритон его прозвучал спокойно и уверенно:
— Веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа?
— Анафема тому, кто не верует в Господа нашего Иисуса Христа, — ответил Кирилл, ничуть не погрешив против истины.
Все гностики почитали того, чей крестный путь описан в евангелиях, вот только по-иному, чем ортодоксальная церковь. В одном из сочинений против манихеев, «Истории Петра Сицилийского», приводились ответы еретика на вопросы христианского священника, и они очень подходили к ситуации.
— Почитаешь ли ты себя принадлежащим к православной вере? — спросил отец Павел.
— Анафема тому, кто отрекся от православной веры. — Кирилл поднапрягся и поднялся с коленей.
Болело, как казалось, везде, от макушки до пят, но это не имело значения.
Эти твари могут лупить его сколько угодно, забить до смерти, но им его не сломать.
— Хитер и увертлив, — сказал Дериев.
— Я вижу, — кивнул священник. — Наверняка ты понимаешь под верой что-то свое… Чему учил ты людей?
— Я беседовал со всеми в открытую. — Кирилл улыбнулся. — Иди, и спроси их. Почему спрашиваешь меня?
Отец Павел отшатнулся и перекрестился.
— Воистину, дьявол, отец твой, нашептывает тебе ответы! — воскликнул он.
— Ты в этом уверен? — спросил Кирилл.
— Давай расстреляем его, хватит болтать, — снова вмешался практичный Василич.
— Нет, просто убить этого типа нельзя, — покачал головой майор. — Пойдут слухи, что он бежал, число тех, кто в него верит, будет расти. Надо сделать так, чтобы он прилюдно отрекся, и все это увидели. Чтобы покаялся и просил прощения. А потом решим, что с ним сделать — убить, или спрятать в застенок года на три, чтобы его забыли. Вот так-то.
Кирилл находился в полной их власти, они могли сделать с ним что угодно, но что странно, он не чувствовал себя беспомощным, да и не боялся особенно — страх достиг той величины, когда его перестаешь замечать, свыкаешься, как с хронической болезнью, и только иногда морщишься, вспомнив про нее.
— У вас не было бы надо мной власти, если бы она не была вам дана свыше, — сказал Кирилл, и прозвучало это торжественно, почти грозно.
— Опасен, безумно опасен, — прошептал священник.
— Уведите его обратно, — приказал майор. — И поучите как следует.
На лице его обозначилась очень неприятная ухмылка.
Часть вторая
ПОСЛАННИК
Глава 1
Утро наступало медленно и неохотно, солнце еле-еле выбиралось на небо, словно ему было тяжело двигаться.
— Итак, они увели его? — сказал Федор, вытирая грязное и потное лицо.
— Да, — кивнул Серега, и лицо его, обычно выражавшее спокойное добродушие, стало на мгновение
