— Тот поп проповедь читал, кадилом размахивал, на исповедь звал к себе, — вспоминала Дина. — И тут его привели, посланника, изможденного, и одежда кое-где в крови… Его пытали!
Голос ее задрожал.
— Наверняка, — сказал Серега. — Он тебя узнал?
— Я не поняла, — призналась девушка. — Он выглядел как безумный, хотя безумны все остальные.
И она рассказала, что людям из коммуны внушают, что за ее пределами каннибалы и дикие звери, и что поэтому желающих бежать очень мало. Но майора почти все ненавидят и боятся, и о Сыне зари рассказывают всякие глупости и нелепицы, никто точно не знает, где он, и что с ним, но ходят слухи, что его держат где-то в заточении и собираются казнить.
— На Советскую свозят дрова. — Серега почесал в затылке. — Делают три кучи.
— Ты думаешь?.. — Дина прижала руки к лицу.
— Почти наверняка. Майор любит унижать своих врагов и все такое.
— Что же мы будем делать?
— Готовиться.
Серега знал, что ничего не успокаивает лучше, чем будничный тон. Сработало и сейчас — девушка порывисто вздохнула, а когда заговорила вновь, то в голосе ее уже не было истеричных ноток.
— Мы освободим его?
— Обязательно, — кивнул Серега. — И для этого тебе нужно быть готовой, и чтобы все наши, кого увидишь, были готовы. На казнь соберут все бригады, пригонят каждого, чтобы показать торжество Дериева. Ваша задача — по сигналу начать беспорядки, поднять панику…
— По какому сигналу?
— Вы его услышите, — злобно улыбнулся бывший десантник. — Те парни, что с Гребного канала, дали нескольких бойцов и гранат выделили. Вот они и пригодятся, чтобы пошуметь.
План его был прост — навести панику, взбунтовать работников, отвлечь охрану, не такую уж и многочисленную, а затем ударной группой из того дома, где он сегодня прятался, атаковать место казни и забрать Кирилла.
Там по прямой всего метров сто.
Главное — выяснить когда будет казнь не позднее чем за сутки, чтобы оставалась ночь на подготовку засады.
— Это рискованно, — сказала Дина. — Может быть, узнать, где темница, и выкрасть оттуда?
— Ее уж точно охраняют как ничто. — Серега оглянулся. Ему показалось, что за углом что-то зашелестело. — А такой наглости как открытое нападение, от нас никто ждать не будет, так что охрана в день казни расслабится. Ну и как дело закончится, разбегайтесь все, кто куда может. Место встречи то же самое… А если услышишь что о казни, приходи сюда завтра или послезавтра, или записку клади — я каждую ночь буду появляться.
— Да, да, я постараюсь. — Дина устало потерла лоб. — Помолишься со мной? А то за эти дни у меня ни разу не получилось.
Они опустились на колени, и в ночном мраке рядом с покинутой школой зазвучали два негромких голоса, славивших того, кто незрим и неслышим, единственного истинного Творца.
Утро выдалось мерзким. Кирилл просыпался тяжело, выныривал из одного кошмара в другой, а на то, чтобы встать и дойти до параши, потратил чуть ли не полчаса. День же оказался еще хуже: экзекуторы явились вскоре после «завтрака», состоявшего из стакана воды, и приступили к обычным «упражнениям».
И вновь плоть молила о пощаде, рассудок мутился, а по цокольному этажу бывшего универсама разносились стоны, крики и ругательства — Сеня костерил «ментов поганых» на чем свет стоит.
Но те не обращали на него внимания.
— Ну что, будешь каяться? — примерно раз в час спрашивал старший, смахивая пот со лба.
Кирилл молчал. Сдаться после всего, что он перенес? Глупо.
Ближе к вечеру в импровизированную тюрьму явился Дериев в сопровождении Василича.
— Ну как он? — поинтересовался глава коммуны.
— Не отвечает, — сообщил старший экзекутор.
— Эй, пророк, — позвал майор. — Слышишь меня?
Кирилл открыл глаза, посмотрел на человека, отдавшего приказ о пытках и… улыбнулся.
— Твою мать! — почти испуганно воскликнул Василич. — Он сумасшедший!
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Дериев, лицо которого не изменилось.
Кирилл улыбнулся вновь и опустил веки. Слова излишни, все давно произнесено.
— Вот так-то, — в голосе майора прозвучало разочарование. — Собирайтесь, уходим.
Последняя фраза относилась к палачам.
И Кирилл остался наедине с ознобом, провалами в беспамятство и чудовищной слабостью в измученном теле. Во время очередного просветления, когда мог думать связно, в голову пришла мысль: если он умеет заглядывать в будущее, почему бы ни сделать это осознанно, попытаться узнать, что ждет его?
Поначалу он испугался — только дай свободу бездне образов, «воспоминаний», таящихся в подсознании, и она поглотит его, сделает настоящим, заблудившимся во времени безумцем.
Затем Кирилл рассудил, что ему нечего терять.
И как бы потянул за одну из множества нитей, проходящих через его голову, сжимаясь и готовясь к тому, что сейчас на рассудок обрушится многокрасочная, многомерная лавина.
Мелькнули лица множества людей… площадь Советская… И в глаза ударило рыжее пламя!
Жар оказался настолько реальным, что Кирилл невольно отшатнулся, почувствовал запах паленых волос. И вновь оказался на полу «камеры», холодной, уродливой и грязной, с могучим замком на решетке.
Передохнул несколько минут, и тронул другую «нить», цепь событий.
И вновь — толпа, глядящая на него с любопытством, и огонь, жгучий огонь со всех сторон!
— Нет! — прохрипел Кирилл, корчась от страха и боли.
Он пытался еще и еще, словно нырял в темную воду, заполненную размытыми, подвижными силуэтами, но вытаскивал одно и то же — громадный костер, столб дыма, уходящий в синее небо, и пялящуюся на все это толпу.
Потом не выдержал и потерял сознание.
«Неужели все дороги в будущем сошлись в одну? — подумал Кирилл, придя в себя. — Их же было так много, а теперь осталась одна, ведущая в огонь, к смерти, и все, что я видел ранее — ложь».
Нет, такое невозможно. Вероятней, что на самом деле он ни в коей степени не может управлять собственным «талантом», и тот проявляет себя так, как ему угодно, показывает не то, что нужно пророку, а нечто случайное. И до костра еще многие годы, десятки развилок, и сейчас он маячит перед глазами случайно…
Пару раз к его «камере» подходил Вартан, но разговаривать с ним не было ни сил, ни желания, и бывший журналист делал вид, что дремлет, так что мрачно сопевший тюремщик топал дальше.
Бородатый обладатель кубика Рубика пел русские народные песни.
Вечером кудлатого кавказца сменил лопоухий болтун и тут же отправился на обход.
— Ничего, недолго тебе мучиться, голубь, — сказал он, остановившись у «камеры».
Говорил тюремщик, глядя в сторону, и приказ «не общаться с узником» не нарушал. Морда у него была самая злорадная, губы кривились в улыбке, а глаза посверкивали торжеством.
— В смысле? — выдавил Кирилл.
— Недолго, вот скоро выведут тебя отсюда, поверь мне. — Лопоухий захихикал. — Радость будет.
И тут Кирилл понял, что не зря он видел тот костер. Дар вовсе не подвел его, просто бывший воспитанник детского дома номер четыре свернул на ту дорогу, в конце которой тупик, и нет возможности остановиться, двинуться в сторону, как-то избежать катастрофы.
