Удальцы подхватили яро, со свистом, с гиком:
— Жги-жги-жги-жги-жги!
— Шпарь!
— Эй, симбирские!
— Кремлевые!
Степан на белом коне впереди, как раз подступил к тем пряслам дубовой стены, где ждали посадские. Круто остановив коня, Степан заорал застенцам:
Степан махнул шапкой, и удальцы громом загремели:
— А ну, встречайте, братья симбирские!
Затрещал частокол, рухнули прясла.
Лицом к лицу очутились посадские жители с удальцами.
Перед симбирцами на беломолочном коне сидел Степан в огненно-красном кафтане, с горящими от солнца золотыми узорами.
И те из посадских симбирцев, что с хлебом-солью первые стояли, закричали:
— А ну, послушайте.
Горластая песня разнеслась в ответ вольнице:
Отведал Степан хлеба-соли.
Посадские голосили ему:
— Во здравие ешь!
— Батюшко наш!
— Атаман!
— Степан Тимофеевич!
— Во здравие!
— Отцова родимая головушка!
— Приими!
— Спаси от кремлевских!
Удальцы двинулись в посад.
Степан показал на острог серокаменный с башней.
— К острогу! На волю!
И через час освобожденные заточенные, с подружными симбирцами да удальцами, круто расправились с боярскими ставленниками.
На острожную башню поставили пушки.
Стали укреплять острог, а вокруг кремля начали копать высокий земляной вал и взмащивать на него пушки.
Завязалась пальба нещадная.
В кремле вспыхнуло три пожара.
Удальцы напирали; метали в кремль зажженные смоляные факелы.
К вечеру прискакали дозорные и объявили, что к Симбирску подходит войско Борятинского с казанской стороны.
Степан засел в остроге направлять пушки.
Удальцы приготовились к битве.
Ночью войско князя Борятинского подступило к посадской стене и разразился огненный бой.
Удальцы вклинились в стрелецкую гущу и рубились отчаянно. В это время Степан заметил, что из кремля начали вылезать на помощь борятинским, и закричал вниз:
— Кремлевые вылезли!
Конница удальцов кинулась к кремлевым.
Степан видел, что вольницы значительно меньше даже войска Борятинского, однако, не унывал, потому что крепко надеялся на удальцов, да ловко наводил пушки, запаливая в густые места.
Вдруг издалека разнесся звериный, пестрый рев: то подбегали есаулы с подмогой.
Через полчаса все люди перемешались в одной свалке.
Лихо работали удальцы. Не сдавался и боярский стан.
Черемисы и стрельцы, удальцы и дворяне, посадские и кремлевские, мордва и рейтарские, чуваши и казанцы-татары, черемисы и бояре — все перепутались.
Трудно было своих очличить от чужих.
Крики, пальба, песни, ругань, хохот, свист, рубка — все это слилось с горящими факелами, с непроглядной ночью, с усталостью от злобы, с неизвестностью конца.
— Гам-гарр-алл-ннай э-з!
— Вали его!
— Опл.
— Коленом!
— Кто это?
— Зеляй!
— Тащи бревна! Бревна! Бревна!
— Ббах!
— У-у-у-у!
— Где Васька Ус — Ваську надо!
— Алешка, крепи!
— Понужай за Петькой!
— Руби!
— Айда!
— Волоки срамину!
— Чуван-талма!
— Ташши! Ташши! Ташши!
— На наш!
— Лезь на вал, мости!
