видел его Веласкес, человек и живописец, — останется жить века.
Мне вспомнилась строка из последнего письма Эмили — письма, которое до сих пор, свернутое, лежало в моем внутреннем кармане:
Я молча стоял перед картиной, и когда часы церкви Сент-Мартин-ин-де-Филдз пробили четыре раза — сигнал к атаке, — я понял, что не двинусь с места. В этот момент женщина рядом со мной вскинула свой секач: с отчаянным воплем она полоснула ножом по изогнутой белой спине от плеча до талии, так что холст провис клочьями, и внезапно стало ясно то, что до того и в голову не приходило: Венера — всего лишь картина, иллюзия, нежная, хрупкая.
Суфражистку тотчас схватила охрана. Я все стоял перед изуродованным шедевром, на глаза навернулись слезы. Потом я повернулся и пошел прочь. Я закинул свой нож в фонтан на Трафальгар-сквер и зашагал себе. С тех пор больше в их движении я не участвовал.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Сахар
Глава девяностая
«Новый урожай» — свежий, легкий кофейный аромат и вкус, вбирающий естественные черты кофейного букета, проявляющийся главным образом в кисловатости вкуса.
Прошел год. Я наведывался на могилу Эмили. Я содержал кафе и бережно хранил Определитель. Я совершенно не вникал в политику и еще менее интересовался искусством. По правде говоря, я и кафе-то уделял не много внимания. Теперь посетителей было совсем мало — воительницам больше не требовалось место для сборищ, и так как я предпочитал, чтобы меня оставили в покое, меня мало интересовали те немногие, кто ко мне заходил.
Как вдруг однажды меня посетили Ада с Филоменой. Я вернулся поздно и застал их рассматривающими с несколько растерянным видом помещение. Ада проводила рукой в перчатке по столешницам, брезгливо изучая результат своего исследования.
— Чем могу служить? — спросил я сухо.
— А, Роберт, вот и вы! — сказала Ада. — Может, вы бы лучше угостили нас кофе?
— Я предложу вам «Яву», — грустно сказал я. — «Мокка» довольно лежалый.
Сестры переглянулись, но промолчали; я готовил им кофе. Мы не виделись с самых похорон. Тогда, понятно, сестры были в трауре. Теперь на них были платья из гофрированного, узорчатого шелка, с высоким воротником-жабо и широким шелковым поясом. Танцы типа Turkey Trot[76] требовали свободной одежды наподобие этой, при этом открывшиеся ноги изрядно шокировали старшее поколение.
— Вы в курсе, что мы теперь хозяйки этого кафе? — спросила Ада.
Я кивнул.
— Судя по скудности ведущихся записей, заведение терпит убытки?
— Местоположение выбрано неудачно, — парировал я. — Это жилой квартал. Рядом с домом такое заведение никому не нужно.
И снова сестры переглянулись.
— Понимаете, — сказала Филомена, — очень досадно было бы его закрывать.
Я промолчал. Мне тоже так казалось, но я не видел смысла высказывать свое мнение вспух.
— У Фил есть несколько идей на этот счет, — сказала Ада. — Вы не хотели бы их выслушать?
— Ну, почему же… пожалуйста, — развел я руками.
И подсел к ним поближе.
— По-моему, вы абсолютно правы, — начала Филомена, — здесь не самое лучшее место для кафе. Но ведь люди пьют кофе не только в кафе. Кофе можно пить и дома.
— Насколько я знаю, кофе дома никто не пьет, — фыркнул я. — Только эту гадость в пачках. Вроде «Кастл». Дешевые зерна, плохо прожаренные и плохо смолотые, которые потом хранятся в бумажных пакетах на полках у господ Липтона и Сейнсбери, пока последние остатки запаха окончательно не выветрятся.
— Что ж, вы правы, — сказала Филомена.
Она смотрела на меня своими сонными, едва пробудившимися глазами. И мне показалось, что в их глубине я улавливаю легкую смешинку.
— Мы тут думали, — сказала Ада, — почему бы нам не продавать людям качественный кофе?
Я в замешательстве уставился на сестер.
— Понимаете, мы выросли с кофе — с отличным кофе, — пояснила Ада. — Таким, какой теперь почти невозможно сыскать. — Она повела плечами. — Нам пришло в голову: что если не только мы теперь испытываем трудности в поисках такого кофе, что если эта проблема волнует не только нас. Пусть таких людей немного, но… — она прошлась взглядом по пустому и, должен признаться, несколько запущенному кафе, — может быть, их достаточно для поддержания бизнеса.
— То есть, вы предлагаете…
— Небольшой эксперимент, в духе раннего Пинкера, — продолжила за сестру Филомена. — По идее это магазин, где будет пара печей для обжарки зерен, причем не скрытых, а выставленных прямо напоказ, чтоб все видели.
Почти не глядя, она указала изящным пальчиком в сторону торцовой стены, возле которой, теперь я это ясно видел, имелось достаточно места для двух жаровен, установленных в ряд. — Сам процесс обжарки зерен создает особую атмосферу…
— Плюс аромат кофе, — вставила Ада.
— Плюс аромат кофе. Вообразите! — Филомена повела ноздрями. — Аромат жарящегося прямо тут «мокка»!
— Уж мне-то знаком запах жарящихся зерен, — сухо сказал я.
— Плюс дымоход, — сказала Ада, игнорируя меня.
И указала на угол, который в данный момент этим сооружением не обладал.
— И вот этот аромат течет на улицу… — кивнула Филомена.
— …так, что даже если вы не собираетесь покупать фунт «боготы» в дом…
—.. вы можете просто заглянуть в кафе и взять себе чашечку кофе…
— … или даже целый кувшин…
— Кувшин? — озадаченно переспросил я.
Филомена глянула на меня своими глазами. И я увидел, что ее сонливость это чистый обман зрения. Взгляд у нее был ясный, пытливый, цепкий.
— Ну да, покупают же кувшин пива к ужину. Почему не купить кувшин кофе к завтраку?
— Нечто похожее я видел в Африке, — кивнул я. — Там продавцы кофе с рассвета расхаживают по улицам Харара, и все к ним ходят и покупают у них кофе.
Филомена хлопнула ладошкой об Адину ладонь.
— Вот видишь? Роберт уже понял, что это сработает.
И с улыбкой посмотрела на меня.
— Словом, мы станем обжаривать и продавать зерна, — сказал я. — Но не будет ли это означать, что мы вступаем в прямую конкуренцию… — ну, скажем, с фасованным кофе? Например, с «Кастл»?
