Я подумал: «Я
И не оттолкнула. Даже, как видно, ей это понравилось.
Выбор у меня был.
Можно сказать ей правду, это и глубоко уязвило бы ее, и внушило бы мысль, будто я не имею желания ее целовать. Или же стоило следовать высшей правде касательно событий того вечера.
— Если я был с вами неучтив, Эмили, — с расстановкой произнес я, — так только потому, что не был уверен, не переступил ли я грань.
— Разве я… как-то дала вам это понять? — тихо спросила она.
Что ей сказать?
— Нет, не дали, — сказал я и сделал к ней шаг.
Я молил Бога, чтобы мой двойник был мастер целоваться. Хотя, конечно, не настолько, чтобы я не смог ему соответствовать.
— Ведь и я, и вы в ту ночь выпили немало. Я не был уверен…
— Когда переступите грань, — сказала она, — непременно дам вам знать.
От нее пахло сливками, ванильными меренгами и кофе с молоком и совсем чуть-чуть — сигаретами.
Пауза.
— Я уже переступил?
— Роберт! — вскричала она. — Неужели вы неспособны быть серьезным?
Я поцеловал ее снова. На этот раз, обвив рукой, слегка притянул ее к себе. Мне показалось, что еще и не на пике этого упоительного поцелуя она чуть не задохнулась от восторга. Я скользнул языком ей между губ, мгновенное сопротивление — и я почувствовал, как они приоткрылись, впуская меня глубже… Боже ты мой, подумал я в изумлении: никак не ожидал, что в ней столько страсти.
Шаги! Мы отпрянули друг от друга как раз в тот момент, когда распахнулась дверь. Это был Дженкс. Мы с Эмили чуть попятились — смущенно зардевшись, она отвернулась. Секретарь бросил на нас подозрительный взгляд.
— Улавливаю запах жимолости, цветочный аромат, такой чистый и плавный, — быстро произнес я. — Пожалуй, немного цитрусового. Но на вкус восхитительно.
Дженкс обшарил глазами комнату. Безусловно, он отметил отсутствие на столе признаков кофе. Однако ничего не сказал.
— А вы Эмили? — спросил я.
— Да? — Она повернулась ко мне.
— Каково ваше мнение?
— Что ж… очень приятный напиток, Роберт. Правда, несколько крепковат. Простите… я забыла кое- что… там, внизу.
Довольно нескоро Эмили возвратилась, неся с собой толстую папку, положила ее перед собой на стол и принялась тщательно изучать бумаги.
— Миг без вас кажется мне бесконечным… — начал я.
— Не сейчас! — оборвала она меня. — У нас с вами много работы.
Я был ошарашен:
— Мне казалось… только что… вы предпочли работе знаки внимания с моей стороны.
Короткая пауза.
— Так было до того, как Дженкс нас застал. Что привело меня в чувство.
— Дженкс? При чем тут Дженкс? При чем тут вообще кто-нибудь?
— Мы оба служим у моего отца. Нам не следует… мы не должны… отвлекаться от дела. Нельзя обманывать его доверие.
— Но вы крайне непоследовательны.
— С этого момента никаких поцелуев, — твердо сказала Эмили. — Хотя бы это обещайте мне.
— Отлично. Я попытаюсь не помышлять о том, чтоб целовать вас чаще чем, скажем… Раз… э-э-э… в шесть-семь секунд?
Молчание.
— Это уже дважды произошло, даже трижды.
— Роберт!
— Ничего не могу с собой поделать, Эмили! И, по-моему, вы тоже. Но если вам так угодно, от поцелуев с вами я воздержусь.
Мы целовались у реки, целовались тайком от ее сестер, целовались, даже не слизнув с губ пенку только что заваренного кофе. Иногда Эмили шептала: «Роберт… нельзя…» Но при этом продолжала меня целовать.
Как-то она сказала:
— Лучше б это доставляло меньше удовольствия. Тогда бы, наверно, легче было бы остановиться.
— А зачем нам останавливаться?
— Потому что это нехорошо.
— Как это может быть нехорошо? Ведь искусство учит нас, что жизнь — это цепь острых ощущений. Разумеется, вы должны целоваться со мной.
— Не пойму, вы сейчас льстите мне или себе, — пробормотала она. — Целоваться вы мастер, но «острые ощущения», не слишком ли это преждевременно?
— Надо ловить момент, ведь счастье быстротечно. Между прочим, по-моему, я слышу шаги Ады на лестнице.
Глава шестнадцатая
— Где мы обедаем сегодня?
— К сожалению, Роберт, сегодня обедать с вами я не смогу.
— Я что-то невпопад сказал?
— На сей раз я. Пообещала Суфражистскому Обществу. Мне придется распродавать их брошюрки.
— Как — прямо на улице?
— Да. Не смотрите на меня такими глазами. Кто-то должен это делать.
Мне подумалось, нет ничего проще, прицепившись к ее словам, взорваться возмущенной тирадой. Но, глядя на выражение лица Эмили, я оставил свое мнение при себе.
— Тогда я пойду с вами. Пообедать можно после.
Она сдвинула брови:
— Надеюсь, что вы будете стоять рядом, поддерживая меня своим видом. Но вы должны пообещать не произносить вслух всякие колкости.
Прибыв в Сити, мы заняли позицию у входа в подземку на Кинг-Уильям-стрит. Воздев кверху одну из брошюрок, Эмили непомерно тонким, жалостным голоском выкрикнула:
— Избирательные права для женщин! Правда за один пенс!
Несколько человек глянуло на нас с любопытством, но никто не остановился.
— Господи! — с тревогой сказала Эмили. — По-моему, им это совершенно безразлично. Избирательные права для женщин!
Пожилой мужчина с подстриженными бачками задержался.
