Благодаря многочисленным повторам своих речей он перестал робеть. Аббатство Сен-Дени, расположенное в девяти километрах от Парижа, притягивало многотысячные толпы паломников. Стефана там приняли со всем возможным радушием: святость места располагала к ожиданию чуда – и вот оно: ребенок-златоуст. Он живо пересказывал на свой лад все, что слышал от пилигримов, выжимая слезу у экзальтированных паломников. Стефан указывал на мощи святого Дени, которые хранились среди сокровищ, а затем спрашивал, такова ли судьба Гроба самого Господа, оскверняемого неверными. Для пущей убедительности маленький проповедник потрясал свитком, полученным от самого Христа, и люди, среди которых подавляющее большинство не умели написать своего имени, восторженно гудели, увидев это «доказательство». Сообщал Стефан и о множестве знамений, которые подтолкнули его к взятию на себя священной миссии. Так, однажды его стадо забрело в пшеницу, пастушок погнался за ними, а овцы вдруг якобы пали перед ним на колени. «Не так ли и нехристи падут перед нами?» – вопрошал мальчик. Доверчивые летописцы сообщают, что Стефан не только проповедовал, но и совершил немало чудес, исцелял хромых и слепых.
Восхитив взрослых, Стефан из Клуа стал и настоящим героем, примером для французских детей – и тех, кто лично видел его выступления в Сен-Дени, и тех, до кого только докатился слух о чудесном мальчике. Маленькие французы давали друг другу клятвы помочь юному пастушку, мечтали о взрослых подвигах, освобождении от родительской опеки.
Поход поддержал орден францисканцев, основанный всего за четыре года до описываемых событий. Францисканцы проповедовали апостольскую бедность и аскетизм. Логично, что монахи именно этого ордена оказались среди инициаторов и пропагандистов похода детей из крестьянских семей. Отношение же высшего духовенства и папы к затее организовать крестовый поход детей остается спорным вопросом. Вероятнее всего, если такой поход и состоялся, то Иннокентий III видел его не таким, каким он описан в легендах. Скорее всего, в распространении этой идеи папство видело лишь импульс для начала «взрослой кампании», а также использовало ее в воспитательных целях, готовя будущих «христовых воинов». Но Рим не учел того, насколько доверчивы и легко возбуждаемы были простые люди в то время, не смог удержать движение под своим контролем. Вряд ли кардиналов действительно интересовало участие в освобождении Иерусалима младенцев.
Церковь поддерживала распространение слухов о предзнаменованиях для детского похода: плодовитость лягушек, столкновения собачьих стай, даже начинающаяся засуха – все шло в дело. То там то здесь появлялись пророки двенадцати, десяти и даже восьми лет от роду. Все они твердили, что посланы Стефаном, хотя многие из них в глаза его не видели. Все эти пророки тоже лечили бесноватых и творили другие чудеса. Детвора формировала отряды и устраивала марши, вербуя новых сторонников. Во главе каждого шествия, поющего гимны и псалмы, находился свой пророк. Дети держали в руках кресты и зажженные свечи. Не изгоняли из этих «потешных полков» и девочек, многие из которых переодевались мальчиками. В движение влились и отпрыски знатных семей, которым часто приходилось подчиняться вожаку из крестьян. Сложно сказать, как принимали эти игры родители. Отношение к ребенку было еще далеко не столь трепетным, каким оно стало впоследствии. Для крестьян, страдающих от неурожаев и недоедания, длительное отсутствие одного рта могло казаться благом. Тем более, что сын или дочь участвовали в святом деле, кормясь то ли за счет церкви, поощрявшей религиозное рвение молодых людей, то ли за счет других крестьян, дома которых оказывались на пути следования детских процессий. А многие отцы и матери сами бросали свои поля и дома и отправлялись в путь.
Скорость, с которой кампания по организации детского похода охватила всю Францию, поражает воображение. По сообщениям средневековых хроник, прошел всего месяц с того дня, когда Стефан поговорил с монахом-Христом, а уже тысячи детей по его призыву начали собираться в городе Вандом. С ними были взрослые: монахи и священники, городская и деревенская голытьба, которой нечего было терять в родных местах, множество воров, шулеров, девиц легкого поведения – обязательный атрибут любого крупного начинания в то время. Преступники и проститутки, «впавшие в детство» старцы и другие прохиндеи, которые шли с маленькими крестоносцами, небезосновательно рассчитывали поживиться за счет, например, знатных детей, которых хорошо снарядили в дорогу.
Первым понял, что дело зашло слишком далеко, прагматичный собиратель французских земель король Филипп II Август. Он обратился за советом к профессорам Парижского университета – признанным авторитетам в области богословия и юриспруденции. Ученые мужи категорически заявили, что поход следует остановить, поскольку он вдохновлен Сатаной. Тогда король издал эдикт, повелевающий детям немедленно бросить нелепую затею и разойтись по домам. Но малолетние крестоносцы не послушались монарха, в чем их поддержали бессовестные купцы и клирики. Папа Иннокентий III, похоже, тоже еще не понимал, чем может обернуться поход детей, и все еще надеялся возбудить с их помощью энтузиазм у взрослых рыцарей. Он заявил: «Эти дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают за Святую землю». Бароны же не решились силой разогнать воинство, опасаясь бунтов, – ведь простолюдины, разгоряченные всей предшествующей пропагандой, поддерживали идею похода. Филиппу II пришлось «умыть руки».
Сейчас сложно себе представить, что массовый психоз, охвативший детей, может иметь более серьезные последствия, чем кратковременное и повальное увлечение той или иной игрушкой, что дети могут реально противостоять взрослому миру. Но хроники сообщают именно об этом. Большинство родителей уже осознали масштабы бедствия, они пороли отпрысков, запирали их в чуланах и связывали, но те бились в истериках, отказывались от пищи и все равно сбегали. Вероятно, дома им жилось не лучше, чем вдали от него. А то и хуже.
Дети надевали своеобразную униформу: серые рубахи поверх коротких штанов и большой берет. Хотя многие из них не могли себе этого позволить и шли по дороге босыми в своем обычном рванье. На груди у участников похода был нашит матерчатый крест красного, зеленого или черного цвета (эти цвета соперничали друг с другом). У каждого отряда был свой командир, флаг и прочая символика, которой ребятишки очень гордились. Когда отряды с пением, знаменами и крестами торжественно проходили через города и деревни, направляясь в Вандом, только очень крепкие двери могли удержать ребенка дома. Восторженные толпы зевак бурно приветствовали детвору, чем еще больше подогревали ее честолюбие.
Некоторые священники пытались остановить шествие, увещевали отдельные отряды. Но лишь немногим удалось повернуть часть детей вспять. Тем более, что папские эмиссары продолжали воодушевлять юных защитников Гроба Господня. Кое-кто из духовников присоединился к детям, отлично понимая, что подвергает свою жизнь опасности.
Весть о мальчике-пророке Стефане пешие богомольцы разнесли по всей стране. Те, кто ходил на поклонение в Сен-Дени, принесли новость в Бургундию и Шампань, а оттуда она достигла берегов Рейна. В Германии не замедлил объявиться свой «святой отрок». Его звали Николас. Родился он в деревушке близ Кельна. На начало похода Николасу было 10–12 лет. Известно, что его энергичным «промоутером» выступил отец. Какое положение этот человек занимал в обществе, мы не знаем, но хронисты утверждают, что им руководили самые низкие мотивы – заработать со временем на работорговле.
Кельн – религиозный центр германских земель, куда стекались тысячи паломников зачастую со своими детьми, – был лучшим местом для развертывания агитации. В одной из церквей города хранились почитаемые мощи «Трех королей Востока» (волхвов, принесших дары младенцу-Христу) – героев популярной церковной легенды. Именно здесь, в Кельне, по наущению отца Николас провозгласил себя избранником Божьим.
Далее события развивались по уже знакомому нам сценарию. Николас утверждал, что ему было видение креста в облаках, и голос Всевышнего велел ему собирать детей в поход; толпы бурно приветствовали новоявленного пророка; последовали исцеления и иные чудеса, слухи о которых распространялись с невероятной скоростью. Николас ораторствовал на папертях церквей, на бочках посреди площадей; всякий раз в патетических местах своей речи указывая на собор с драгоценной ракой, к которой богомольцы сносили свои пожертвования, он риторически вопрошал: «А таким ли почетом окружен Гроб Господень в Иерусалиме? Неужели мы бесчувственнее франков? Неужели только им одним достанется слава завоевания Святой земли?» Николас призывал подростков отправиться в Иерусалим, убеждая, что сам Бог окажет детям поддержку – море расступится перед ними, как это было с библейским народом под
