Есть даже сведения, что позже по настоянию этих женщин Жан пытался сам выкупить Жанну при условии, что она «поклянется никогда больше не воевать против англичан и бургундцев». Дева гневно отказалась. В конце концов англичане заплатили Филиппу Бургундскому и его вассалу Жану Люксембургскому сумму в 10 тысяч ливров, и Жанну перевезли в Руан, где готовился знаменитый обвинительный процесс. По военным обычаям того времени такой выкуп платился за принца крови, коннетабля (главнокомандующего сухопутными силами Франции), адмирала, маршала или генерального наместника маршала. Согласившись внести столь крупную сумму за дочь крестьянина, английское правительство официально приравняло Жанну к одной из этих высоких особ. Для сбора денег штаты Нормандии объявили чрезвычайный побор, часть которого предназначалась для выкупа «Жанны-Девы, отъявленной колдуньи и предводительницы войск дофина».
Узнав о том, что ее все же отдают в руки врагов, девушка выбросилась из окна высокой башни Боревуара, но чудом уцелела. В дальнейшем церковные прокуроры «зачтут» ей попытку самоубийства, хотя сама Жанна утверждала, что лишь пыталась прийти на помощь бедным жителям Компьена и воспользовалась «правом, которое есть у каждого пленника – правом на побег». Кстати, нужно отметить, что
Орлеанская дева зря переживала по поводу Компьена. Этот город не сдался войскам Жана Люксембургского. Выдержав многомесячную осаду, гарнизон крепости на Уазе перешел в контрнаступление. В конце октября французы, которыми руководили боевые товарищи Жанны, нанесли противнику сокрушительное поражение.
Процесс в Руане – один из самых знаменитых процессов во всей истории человечества. До нас дошло множество письменных источников об этом удивительном действе. Конечно, многие из них недостаточно объективны и правдивы. Судьи тщательно пытались обрисовать дело в выгодном для себя свете, но многое всплыло через двадцать лет, когда состоялся процесс реабилитации Орлеанской девы.
Итак, цели обвинителей, а были ими исключительно церковники, вполне ясны – доказать, что Дева является еретичкой и колдуньей и дискредитировать таким образом все дело французской освободительной войны.
3 января 1431 года англичане передали Жанну церковному трибуналу. Для участия в процессе было приглашено беспрецедентное число священников и монахов – епископов, университетских теологов, представителей орденов, в том числе нищенствующих. Естественно, большинство из них были лишь статистами. Возглавил процесс опытный прелат Пьер Кошон – фигура исключительно любопытная. Этого человека редкого ума и хитрости мы так и не можем оценить стандартным образом – хороший-плохой. Слишком противоречива его деятельность на посту главного судьи. Вроде бы, все должно быть понятно. Искусный карьерист, бывший ректор Парижского университета, епископ Бове, явно претендующий на архиепископство в самом Руане, уже давно верой и правдой служил бургундцам и англичанам. Он активно участвовал в переговорах в Труа в 1420 году, был членом Королевского совета по делам Франции при Генрихе VI, а точнее – при герцоге Бедфорде, советником Изабеллы Баварской. Он лично вел переговоры с Филиппом о продаже англичанам Жанны, которую имел основания не любить еще и потому, что дважды снимался с насиженного места, когда города сдавались войскам Карла VII. Нет ничего удивительного в том, что именно он стал главным судьей главного врага англичан и бургундцев. Но его действия в ходе самого процесса не столь однозначны. Мы вернемся к ним чуть ниже. В середине марта к епископу Бове присоединился второй судья – инквизитор Нормандии Жан Леметр. Идеологами и «продвигателями» обвинения были не лишенные таланта представители Парижского университета: Жан Бопер, Никола Миди и Тома де Курсель; лично преданный Кошону бовеский клирик Жан д’Эстиве; приближенный Бедфорда, теруанский епископ Людовик Люксембургский – брат Жана Люксембургского. Людовик был одним из доверенных лиц регента, а с 1425 года – канцлером Франции, выполнявшим самые сложные поручения англичан. Многие считают, что этот молчаливый человек, на самом деле, руководил всеми действиями трибунала. Адвокатов у обвиняемой не было.
Весь процесс проходил под пристальным наблюдением английских властей, чего они, собственно, и не скрывали. Здесь, в столице Нормандии, находились и комендант города граф Ричард Уорвик, и кардинал Винчестерский (Генри Бофор), постоянно наезжал и сам герцог Бедфорд. Теперь Деву держали в Буврейском замке в настоящей камере, в кандалах. Ее охраняли пять английских солдат, позволявших себе самые оскорбительные ругательства в адрес арестантки. Кстати, это было прямым нарушением процессуальных норм. Жанну должны были поместить в женское отделение архиепископской тюрьмы, где за арестантами наблюдали специальные монахини. Это было далеко не единственное нарушение традиций и конкретных законодательных норм на процессе в Руане.
По указанию Кошона, вероятно, было проведено предварительное следствие. С этой целью специальная комиссия посетила родину Орлеанской девы, где расспросила ее земляков. Однако фактически ничего предосудительного следователям найти не удалось. Жители Домреми и окрестностей характеризовали Жанну как добрую католичку, а не колдунью и еретичку. Как показал один из свидетелей на оправдательном процессе двадцать лет спустя, Кошон был крайне недоволен результатами работы комиссии. «Человеку, который собирал сведения о Жанне, не выплатили денег, потому что собранную им информацию епископ счел негодной. И в самом деле, он заявил мне, что хотел бы слышать о своей собственной сестре то, что говорили о Жанне», – так говорил свидетель.
Слушания начались 21 февраля 1431 года. Жанну попросили поклясться на Евангелии в том, что она будет говорить правду. В ответ Девственница заявила, что не знает, о чем ее будут спрашивать. Несмотря на долгие уговоры, подсудимая поклялась говорить правду лишь в отношении матери, отца и о том, что делала с тех пор, как отправилась во Францию[35]. Об откровениях же, получаемых от Бога, Жанна не собиралась рассказывать подробно, ссылаясь на какие-то ранее данные клятвы. Время от времени она переставала отвечать на такие вопросы, однажды посоветовала обратиться непосредственно к Карлу.
Обвиняемую допрашивали очень интенсивно – раз, а то и два в день, в том числе в ее камере. Эти допросы продолжались по три-четыре часа. На процессе Жанна вела себя смело, если не сказать дерзко. Не раз она грозила судьям, что те еще не знают, с кем имеют дело. В другой раз она грозила «надрать уши» судьям, пытавшимся исказить ее слова. Постоянно Жанна указывала, что уже отвечала на тот или иной вопрос и предлагала справиться у секретарей. Оказалось, что девушка обладает хорошей памятью и ясностью мышления, что очень помогло ей при путаной манере членов трибунала вести процесс, перекрестных допросах и постоянных перескакиваниях с одной темы на другую.
По общему признанию, ей удалось обойти практически все скользкие моменты, все ловушки, расставленные ей искушенными богословами. Нередко заданные ей вопросы не подразумевали ни положительного, ни отрицательного ответа. Например, Жан Бопен как-то спросил у обвиняемой, считает ли она, что находится в благодати. Ответ «да» свидетельствовал бы о гордыне, ответ «нет» – об отречении от Господа. Жанна ответила: «Если я не в благодати, пусть Господь пошлет ее мне, если в благодати, пусть Бог хранит меня в ней». В другой раз ее спросили, может ли она еще впасть в смертный грех. Ситуация та же, нельзя отвечать ни «да», ни «нет». Жанна говорит: «Мне об этом ничего ни известно, я во всем полагаюсь на Господа». (Впрочем, этот ее ответ был все же истолкован в нужном суду духе, как и многие другие ее ответы и слова, на то существовала специальная редакционная комиссия, исправлявшая протоколы заседаний.) Такие ответы позволили историкам говорить или о поразительной интуиции и природном уме Орлеанской девы, или о полученном в свое время неплохом образовании. Один из ходов Жанны был особенно силен. Когда ей предложили прочитать молитву, она попросила Кошона исповедовать ее (нормальная просьба перед молитвой). Руководитель процесса сделать этого не мог, поскольку после исповеди не имел бы права быть судьей.
Вероятно, в связи с неожиданной «прыткостью» ответчицы, судьи приняли решение превратить процесс из открытого в закрытый, хотя, надо сказать, особых волнений в Руане в поддержку Девы Жанны и не было. Поэтому-то процесс и состоялся не в Париже, как того изначально требовали богословы университета, а здесь – в центре оккупированной англичанами территории.
Жанне было предъявлено несколько основных обвинений. Первое касалось дьявола, с которым Дева якобы вступила в связь как раз под «деревом фей» в Домреми. Однако сформированная комиссия, на этот раз во главе с герцогиней Бедфордской, еще раз убедилась в девственности Жанны. По средневековым же поверьям, ведьма должна была отдаться сатане при первой же встрече. Впрочем, оставались еще голоса
