— По ее словам, Луиза привыкла прибираться за подругой. Так уж у них повелось.
— И Луизу устраивала такая дружба?
Я пожала плечами.
— Вполне. Во всяком случае, она не считала зазорным пару часов помахать тряпкой в квартире Ребекки. Я же говорю, она часто помогала ей по хозяйству. Со слов Луизы, Ребекку не слишком волновали бытовые проблемы. Она больше любила развлекаться.
— Надо выяснить, что думают о Луизе родные и друзья жертвы. Проверить, действительно ли она та, за кого себя выдает. — Годли опять нахмурился. — Попытайтесь найти бывшего парня Ребекки, а заодно подумайте, что будем делать, если не он был в ее квартире.
— Я спрошу у привратника, есть ли в здании видеокамеры, — вызвался Сэм, — и поговорю с охранником, который дежурил вчера вечером. Возможно, он вспомнит, что видел Ребекку. Все-таки девушка была заметная.
Перед моим мысленным взором возник парк и мертвое тело, лежащее в выгоревшей траве. Кто-то ее действительно заметил, в туфлях на каблуках и плотно облегающем платье. Заметил и воспылал ненавистью… и захотел уничтожить.
— Хорошо, — одобрил Годли, и Сэм вылетел из квартиры, не дожидаясь дальнейших указаний. — Мэйв, я хочу, чтобы именно ты побеседовала с родными Ребекки, ее коллегами и подругами, а также с ее бывшим парнем. Постарайся выяснить подробности ее жизни. Начнешь только после того, как мы свяжемся с ее ближайшими родственниками и сообщим про убийство. Не надо опять бежать впереди паровоза.
Я постаралась скрыть разочарование. В подобном расследовании сбор сведений о жизни жертвы обычно не представляет важности. Это большая кропотливая работа, необходимая, но практически бесполезная: маловероятно, что ее результаты помогут найти убийцу. Утомительные поездки, шаблонные вопросы, целый вагон никому не нужных фактов — одним словом, рутина.
— Конечно. Нет проблем. Э… как по-вашему, с чего мне начать?
— Действуй как сочтешь нужным. Потом доложишь и занесешь данные в компьютерную базу. Скажешь Тому, что ты закончила, и он даст новое задание.
За его спиной инспектор Джадд неприятно ухмылялся. Я не сомневалась, что его задание будет равносильно чистке сортира. За последние сутки я принесла боссу сразу две дурные вести и теперь буду за это расплачиваться. Наверное, Годли суеверен. Для него я — кривая лестница, трещина в асфальте, черная кошка, перебежавшая дорогу. Придется носом рыть землю, но добыть ему ценную информацию, иначе плохи мои дела!
Выходя из здания, я невольно искала глазами видеокамеры в холлах и коридорах, но ни одной не нашла. Сэм стоял, навалившись пузом на стол охранника, и беседовал с ним о футболе. Проходя мимо, я указала на дверь, как бы говоря: «Я ухожу. Ты со мной?»
— Пять минут, — попросил он, растопырив пять толстых пальцев на руке. В этот момент он напомнил мне годовалого малыша — такой же невинный, лысый и пухлый… хотя вряд ли у годовалых малышей под мышками проступают пятна пота, а в носу растут волосы.
— Пять минут, — повторила я, — потом уеду.
Сэм лишь усмехнулся в ответ. Он знал, что я буду ждать десять минут. А еще знал, что ровно через десять минут я уеду, даже если к этому времени он не появится. Ничего, пусть сам добирается до диспетчерской… или до дома… или до ближайшего паба. Ах да, я же должна ему кружку пива! Обещала, а свои обещания я держу.
Пока шла к машине, успела промерзнуть до костей. Сев за руль, я пару минут потирала руки, разгоняя застывшую кровь. Казалось, что уже не согреюсь. Резкий пронизывающий ветер с реки продувал насквозь узкие улочки. Наверное, Ребекка выбрала этот район прежде всего из-за реки, хоть и не могла видеть Темзу из своего окна. Она видела людей, живущих в соседнем здании.
«А они, возможно, видели ее… и ее гостя, — подумала я со все возрастающим интересом, разглядывая жилой дом напротив. — Пожалуй, стоит пройтись по квартирам».
Но упаси меня Бог опять проявить инициативу! Я уже получила четкие приказы и не собиралась лезть на рожон. У меня в ушах еще слышалась брань суперинтенданта. На этот раз без самодеятельности. Я выудила из сумочки телефон и позвонила боссу, как можно короче объяснив свои соображения.
— Возможно, нам удастся что-то выяснить, — осторожно сказала я, — если вы сочтете это полезным.
— Неплохая идея. Молодец, Мэйв!
Итак, гнев сменился на милость. Я усмехнулась, нажав отбой. Конечно, мы с Годли не стали друзьями, но сейчас мое положение куда лучше, чем до звонка. Возможно, я даже рискну обратиться к нему напрямую, когда закончу собирать сведения о жизни Ребекки Хауорт. Инспектор Джадд не простит, если я его обойду, но он в любом случае не проникнется ко мне симпатией, так стоит ли разгребать для него дерьмо?
Я взглянула на часы на приборном щитке. У Сэма осталось четыре минуты, потом я нажму на газ и поеду искать Гила Маддика — попробую выяснить, встречался ли он вчера с Ребеккой и что думает о милой девушке Луизе. Она права: после смерти Ребекки Хауорт ее частная жизнь перестала быть неприкосновенной. Но она даже не догадывается, что ее мы тоже возьмем под пристальное наблюдение. Убийство Ребекки — тяжелый камень, брошенный в озеро жизней ее родных и друзей. По воде уже пошли круги, которые заденут каждого. Все всколыхнется, и все изменится.
Как только полицейские меня отпустили, я пошла домой. Шагнув на порог своего маленького домика в Фулеме, обнаружила, что совсем не помню, как сюда добралась. В доме было холодно — центральное отопление не работало, — но вместо того чтобы пойти на кухню и нагреть бойлер, я распахнула дверь гостиной и села на диван, тупо уставившись в пространство. Через несколько минут включила настольную лампу и скинула туфли. Предметы в комнате, до этого тускло освещенные оранжевым уличным фонарем, внезапно проявились во всех подробностях. Серая софа с коричневыми подушками, на которой я сидела. Простой деревянный кофейный столик, совершенно пустой. Телевизор, который я никогда не включала, и кресло для гостей, которых у меня никогда не было. Никакого декора. Безликая комната — чистый лист, ожидающий, когда на нем отпечатается личность хозяйки.
Правда, здесь была одна вещь, служащая украшением, — картина над камином. Великолепная абстракция: вихрь голубых, серых и белых красок, нанесенных порывистыми мазками и напоминающих мне стремительный водный поток. Этот оригинал куплен у художника за баснословные деньги, однако работа того стоит. Я влюбилась в это полотно сразу, как только увидела его на художественной ярмарке в Брик- Лейн. Но я его не покупала. Мне не хватило бы духу на подобный поступок. К тому же я не видела смысла выкладывать тысячи фунтов за картину, если есть дешевые постеры.
У Ребекки, она и притащила меня на ярмарку, было иное мнение:
— Ты повесишь ее на стену и будешь любоваться. Картина останется у тебя навсегда, — предсказала она. — Давай, я тебе ее куплю? Пусть это будет мой подарок на новоселье.
Я возражала. Даже для Ребекки это слишком щедрый подарок. Я увела ее подальше от картины и отвлекла какой-то скульптурой из кованого железа, которая не понравилась нам обеим.
Но я не удивилась, когда в следующую субботу утром мне принесли посылку — холст без рамы, обернутый в несколько слоев бумаги и пузырчатую пленку. К холсту прилагалась записка от художника, в которой он сообщал, что картина называется «Голубой XIX век», и выражал надежду, что она доставит мне удовольствие.
Он не ошибся. Я ее просто обожала. Но вот что странно: у меня никогда не было чувства, что она действительно моя. Мне казалось, что это картина Ребекки — как бы продолжение ее личности, выраженное маслом на холсте. Полотно дарило ощущение стремительного движения и радости. Оно напоминало мне мою дорогую подругу.
Я полезла в сумочку, расстегнула «молнию» на внутреннем кармашке и медленно выложила на столик: узкий изящный золотой браслет, губную помаду «Шанель» бледно-розового оттенка, плоское косметическое зеркальце в жестком футляре стального цвета, глянцевую черную ручку с гравировкой «Г.К.М.», на две трети полный флакон духов, ярко-розовый дневник, несколько старомодных лезвий для бритья в конвертике, бумажный кулек с небольшим количеством белого порошка.
