— Забор поставили после трагической смерти мистера Роули. Честно говоря, я жалею, что нам пришлось испортить один из красивейших видов Оксфорда. Мы извлекли урок из случившегося — на мой взгляд, этого достаточно, — но, естественно, не могли оставить без внимания соображения безопасности и соответствующие страховые гарантии. Наш казначей был очень убедителен. К тому же установка заграждения входила в рекомендации коронера, которые мы исполнили досконально.
Он опять сел и дождался, когда я вернусь в свое кресло.
— Кроме того, мы провели собственное расследование, чтобы выяснить, не в этих ли стенах Адам Роули приобрел выпитые им таблетки. Он провел вечер в университетском баре, и у нас возникли подозрения, что там находился человек, который распространял наркотики среди студентов. К нашему великому сожалению, мы с деканом обнаружили, что один студент последнего курса, химик — что, наверное, неудивительно, — изготавливал галлюциногены. И хотя, насколько нам стало известно, он не продавал их Адаму Роули, мы его немедленно отчислили. Такое поведение категорически недопустимо, и это четко прописано в наших правилах, с которыми знакомятся все поступившие в колледж студенты.
— Адам выпил снотворное, — сказала я. — Это не совсем то, что нужно для веселого времяпрепровождения.
Он развел руками.
— Мне незнакомы такие забавы, как прием запрещенных химических препаратов, моя дорогая. Но я догадываюсь, что, глотая такие препараты, нельзя быть уверенным в их действии. Боюсь, мистера Роули обманули — продали не те таблетки, которые он хотел. Однако он приобрел их скорее всего за пределами колледжа Латимер.
— Вы что-нибудь знаете о том, что случилось с Ребеккой Хауорт? — решила я сменить тему. — Она на целый год бросила учебу. Кажется, у нее был нервный срыв.
— Я ее помню, — кивнул профессор Уэсткотт. — Очень симпатичная девочка. Конечно, они очень молоды, эти студентки, и с каждым годом становятся все моложе. — Он позволил себе легкий смешок. — Принимают все слишком близко к сердцу. Разумеется, в таком состоянии она не могла готовиться к «скулс».
Я озадаченно посмотрела на профессора.
— «Скулс» — это экзамены, которые сдают студенты последнего курса.
«Идиотский жаргон! — раздраженно подумала я. — Почему бы не сказать просто — „выпускные экзамены“?»
— Разумеется, руководство колледжа было обеспокоено. Нам не хотелось, чтобы она пострадала из-за смерти сокурсника. Но с другой стороны, мы опасались давать отсрочку, ведь ее примеру могли последовать другие студенты. Бросать учебу на целый год недопустимо. Ребекке повезло: у нее был хороший защитник в профессорской — ее куратор. Он оказался весьма настойчив.
— Ее куратором был…
— Доктор Фаради. Он больше здесь не работает.
При упоминании о Каспиане Фаради по лицу замдиректора пробежала мрачная тень.
— Вы, я вижу, его недолюбливали?
— Я ценил его профессиональные качества, — уклончиво ответил Уэсткотт. — Он очень способный историк.
— Когда он уволился?
— Лет пять назад. Или шесть. Насколько я знаю, сейчас он живет в Лондоне.
— Мне наверняка удастся его найти.
Профессор удивленно посмотрел на меня.
— Полагаете, это необходимо?
— Да, мне хотелось бы с ним побеседовать. — Я пошла на риск: — А позвольте спросить: почему он уехал из Оксфорда?
— Позволяю.
Повисла неловкая пауза. Профессор Уэсткотт смущенно кашлянул.
— Извините, преподавательская привычка. Я отучаю своих студентов пользоваться этим оборотом речи.
— Хорошо, учту на будущее. — Я подалась вперед. — И все же, профессор Уэсткотт, почему Каспиан Фаради ушел из колледжа Латимер? Насколько я понимаю, причина должна быть веская.
Университетские друзья Ребекки уже ввели меня в курс дела. По их словам, отношения между студенткой и куратором зашли чересчур далеко. Интересно, подтвердит ли это мой собеседник?
Профессор Уэсткотт долго смотрел в пространство за моим левом ухом, а когда наконец заговорил, все-таки увильнул от прямого ответа:
— Видите ли, после смерти Адама Роули колледж пережил трудные времена. Под руководством директора мы начали тщательную проверку всего учебного заведения и его сотрудников. Результаты проверки оказались весьма удовлетворительными. Мы убедились, что колледжу Латимер практически нечего скрывать. И хотя наша с вами беседа доставляет мне огромное удовольствие, к сожалению, я больше ничем не смогу вам помочь.
Намек был довольно прозрачным: профессор вежливо меня выпроваживал. Но прежде чем оставить его наедине с любимыми книгами, я не удержалась и спросила:
— Вы помните лучшую подругу Ребекки, Луизу Норт? Она изучала право.
Замдиректора немного подумал, потом пожал плечами.
— Простите, нет. Если она училась на юриста, то наверняка проводила много времени на юридическом факультете и в университетской библиотеке. Юриспруденция — сложная наука.
К тому же Луиза не была «очень симпатичной девочкой» и не страдала нервными срывами. Бедная Луиза, вечная тень Ребекки! Мне бы на ее месте было обидно.
Профессор Уэсткотт встал и придвинул к стене кресло.
— Извините, что тороплю, но через пять минут у меня начнутся занятия.
— Нет-нет, это вы меня извините, я не хотела вас задерживать. Спасибо, что уделили мне время. — Я быстро собрала свои вещи, пожала ему руку и пошла к выходу. В дверях задержалась и обернулась. — Можно задать последний вопрос? Скажите, когда закончилась тщательная проверка, показавшая, что колледжу нечего скрывать?
— Э… лет пять назад. Может быть, шесть, — ответил профессор, слегка прикрыв веком один глаз, смотрящий на меня сквозь толстую линзу очков. Мне показалось, что он подмигнул.
На обратном пути в Лондон Гил изо всех сил старался меня очаровать. К своему стыду, я почти сразу начала смеяться над его шутками. Впрочем, говорить было легче, чем молчать, и не успела я оглянуться, как мы подъехали к моему дому.
Я замешкалась: мне не хотелось открывать дверцу и выходить из машины. За время поездки мы с Гилом странно сблизились, между нами установилась на удивление непринужденная дружеская атмосфера. Здесь, в салоне автомобиля, был совсем другой мир, за его пределами нам уже не удастся так свободно общаться. Даже если он просто играет со мной — плевать! Все равно приятно.
Когда Ребекка встречалась с Гилом, я решительно не понимала, что она в нем находит, кроме смазливой внешности. Однако тогда он не стремился открыться мне с лучшей стороны. Я и не подозревала, что Гил может быть таким — милым, веселым, внимательным. Пока он следил за дорогой, я украдкой его разглядывала. Гил или не замечал, или ему было все равно. Интересно, почему он вдруг обратил на меня внимание? Ответа я так и не придумала. Верить в то, что я всегда интересовала его больше Ребекки, — полная чушь!
Гил заглушил мотор и теперь сидел рядом со мной абсолютно неподвижно. Что ж, пора идти. Не могу же я провести в его машине всю ночь!
— Спасибо, что подвез, — вежливо произнесла я, — хоть и не обязательно было доставлять меня к самому дому.
— Несколько часов назад мы уже спорили об этом. К тому же мне было с тобой приятно. — Он легонько дернул меня за кончик хвоста. — Тебе надо ходить с распущенными волосами.
Я покачала головой.
