Мы с Ордоньесом почти все время проводили на капитанском мостике, ветер дует в спину и треплет волосы, вдали в серебристой дымке проплывает то один берег, то другой, но мы проходим мимо на большой скорости и достаточно далеко, никто не пробует пуститься в погоню.
— Ваш конь хорош, — проговорил Ордоньес с одобрением, — но все-таки не лучше ли на корабле? А они с собачкой отдохнут.
— Сам хочу поскорее в Тараскон, — признался я. — Мне сейчас не королевские регалии нужны, а корабли!.. Большие! Много!
Он мечтательно вздохнул.
— Надеюсь, у вас получится и это сумасшествие. Я же только управлять умею, но не строить.
— Вы знаете основы, — возразил я. — Можете объяснить, почему и зачем нужно укрепить шпангоут или почему мачту нельзя ставить прямо, как я бы сдуру поставил!.. Это даже матросы знают, они и будут объяснять и показывать местным плотникам и столярам. Эх, я бы и сам объяснял, но… появилось неотложное дело в Гандерсгейме…
— Поруководить хочется?
Я покачал головой.
— Там лучше меня знают, что делать. Один важный разговор есть…
— Тогда успеха, ваша светлость. Наши жизни связаны с вашей, берегите себя!
Едва вдали показался берег Гандерсгейма, Ордоньес велел готовить лодку и гребцов, поднимать из трюма сонного арбогастра. Пса приглашать не пришлось, каким-то образом все чует, скачет по палубе, нагоняя ужас даже на самых бывалых, а баннерет Матиус, Ганшилд и Вебер Кронберг так вообще всякий раз застывают в ужасе, когда видят его горящие багровым огнем глаза и страшную пасть.
Берег Гандерсгейма показался вдали солнечный, весь в золотом песке пляжей, отмель широкая, там, чтобы погрузиться в воду хотя бы до пояса, нужно идти с полмили…
Зайчика подвели к борту. Адский Пес носится по всей палубе и едва не залезает на мачты, нос возбужденно дергается, на меня оглядывается с вопросом в коричневых глазах.
— Граф, — сказал я, — знаете ли… не нужно напрягать матросов. Пусть в карты режутся. Это сюда на лодке, понятно, борта высокие, а с корабля… гм…
Он спросил настороженно:
— Что вы задумали?
Я поправил лук за плечами, проверил, как закреплен мешок с арбалетом и мелкими вещицами, подошел к Зайчику и поднялся в седло.
Ордоньес покачал головой.
— Ваша светлость… сэр Ричард!
— Увидимся в Геннегау! — крикнул я.
Матросы в испуге шарахнулись в стороны, я разогнал арбогастра, он сделал последний мощный прыжок и, пролетев с четверть фарлонга, рухнул в волны.
Я держался крепко, глаза закрыты, только чувствовал сильной толчок, это арбогастр коснулся копытами дна, через полминуты мы вынырнули на поверхность, я соскользнул с седла и поплыл рядом, хотя, конечно, просто лежал на воде, а Зайчик мощно тащил к берегу.
На корабле орут и свистят в восторге, арбогастр наконец ощутил близкое дно, я тут же взобрался в седло, он пошел мощными прыжками и вылетел на берег с разгону, как дельфин-самоубийца.
Я остановил, повернулся и помахал Ордоньесу и матросам. Многие, как вороны, облепили мачты, оттуда лучше видно, тоже машут так, что вот-вот свалятся.
Бобик выскочил и на ходу отряхнулся, окружив себя веером хрустальных брызг, с виду очень пристыженный явным проигрышем травоядному.
Я свистнул, и мы понеслись в ту сторону, где должен располагаться наш воинский лагерь.
Глава 7
На ровной, как столешница, долине среди зелени пестреют шатры: красные, желтые, оранжевые, лиловые — все празднично сказочные, яркие, радостные, и не хочешь, а заулыбаешься, глядя на такие чистые тона, как будто прямо перед тобой сядет трепетно радужная бабочка с вот такими огромными крылышками!
Сердце мое радостно защемило, как здесь все знакомо, неизменно и домашне… Это мне кажется, что в море пробыл вечность, однако здесь, как и там, прошло несколько дней, но у всех мера времени разная. Похоже, для моих лордов это будет выглядеть, как будто я вышел из шатра, а через некоторое время вернулся что-то взять еще.
Арбогастр замедлил бег, уловив мою нерешительность, наконец я повернул его к дальним холмам.
— Да простит меня граф Ришар, — сказал я вслух, — но сперва дела… он поймет. Как понимал всегда. Надеюсь, поймет.
Шатры военачальников герцога Готфрида Брабантского стоят в строгом воинском порядке, а его шатер — на точно выверенном расстоянии от боевых соратников.
Меня узнали издали еще по Бобику, что ринулся вперед, как черная молния, моментально проскочил мимо внешней охраны, подняв всех на ноги, а затем в несколько прыжков миновал зону шатров и пропал за пологом шатра герцога.
Ко мне сбегались навстречу, воины преклоняли колени, их командиры лишь склоняли головы, слышались выкрики:
— Сэр Ричард вернулся!
— Сэр Ричард!
— Его светлость!
— Послать за герцогом!
Я помахал рукой.
— Нет-нет, герцога не стоит тревожить. Я сам, как почтительный сын, навещу своего родителя.
Арбогастр красиво донес меня до его шатра. Я соскочил на землю, и тут полог шатра откинулся, герцог вышел, отпихивая пса, что напрыгивал и требовал целоваться.
Он шагнул мне навстречу, почти такой же рослый, как и я, широкий в плечах, только в поясе пошире, но это возрастное, сжал мне плечи ладонями вытянутых рук и всмотрелся в лицо.
— Как быстро мужаете, сын, — произнес он с непередаваемым сердечным теплом и вместе с тем грустно.
— Да уж пора, — ответил я. — Разве это плохо?
Он вздохнул.
— Родителя это обычно очень радует и… печалит. Я не слышал, что вы вернулись в стан. Кстати, пойдемте в шатер, мои люди достаточно насмотрелись, хорошего понемногу.
— Так то хорошего, — сказал я, — а я только в войну всех втравил. С другой стороны, Гандерсгейм был постоянной угрозой. Да и не вернулся, увы… Только заскочил по дороге уточнить один важный вопрос.
В шатре строго и скупо, здесь располагается военачальник, а не придворный вельможа, даже стулья срублены грубо и весомо местными плотниками, а не привезены из больших городов.
Он широким жестом указал в их сторону, предлагая выбрать любой, я сел рядом с ним и посмотрел ему в глаза. Герцог держится легко и свободно, он у себя дома, пусть в полевом шатре, принимает сына, все хорошо, но я заметил постоянный самоконтроль, четкие скупые и точные движения, прямой и острый взгляд.
— Я чем-то могу помочь?
— Очень.
— Тогда говорите, сэр Ричард.
