— Человек способен измениться? — глумился Морвеер. — Так много слов!
К его жутчайшему потрясению, Коска внезапно распахнул глаза.
К его ещё более жутчайшему потрясению, неописуемо страшная боль пронзила его живот. Он, судорожно содрогаясь, вдохнул глубоко, как только мог и испустил неземной вой. Посмотрев вниз он осознал, что старый наёмник всадил нож ему в пах. Морвеер снова глотнул воздух. В отчаянии занёс руку.
Был негромкий отзвук шлепка, когда Коска схватил его запястье и резко вывернул вбок, от чего игла вонзилась в шею Морвеера. Наступила многозначительная пауза. Они оставались неподвижны, живая скльптура, нож всё ещё в паху Морвеера, игла в его шее, сжатая его рукой, сжатой рукой Коски. Коска мрачно поднял глаза. Морвеер уставился вниз. Его глаза напряглись. Его тело задрожало. Он не произнёс ни слова. О чём тут говорить? Последствия сокрушительно очевидны. Самый сильнодействующий яд из всех известных ему, стремительно несло от шеи в мозг, обволакивая окоченением его конечности.
— Отравил виноградную бормотуху, да? — просипел Коска.
— Па, — булькнул Морвеер, уже неспособный складывать слова.
— Ты, что, забыл, что я пообещал тебе больше не пить? — Старый наёмник отпустил нож, пошарил по полу окровавленной рукой, нащупал фляжку, выверенным движением открутил колпачок и перевернул её. На пол выплеснулась белая жидкость. — Козье молоко. Слыхал, оно помогает пищеварению. Крепчайшая штука, что я брал в рот после Сипани, но едва ли я мог позволить знать об этом каждому. У меня здесь проверенная репутация, которую надо поддерживать. Отсюда все те бутылки.
Коска спихнул с себя Морвеера. Сила мгновенно покинула руки и он оказался неспособен сопротивляться. Руки схлопнулись поперёк трупа Виктуса. Он уже едва ли чувствовал свою шею. Агония в паху угасла до тупого подёргивания. Коска опустил на него взгляд.
— Разве я не обещал тебе прекратить? Да за какого ж нелюдя ты меня принимал, раз решил, что я нарушу своё слово?
У Морвеера не осталось дыхания говорить, тем более кричать. Так или иначе боль стихала. Он представил, далко не в первый раз, как могла бы обернуться его жизнь, если бы он не отравил свою мать, и не обрёк себя на сиротский приют. Его взор затуманивался, расплывался, проступала тьма.
— Надо тебя поблагодарить. Видишь, Морвеер, человек способен измениться, был бы правильный стимул. А твои издёвки как раз стали нужными мне шпорами.
Убит своим собственным веществом. Точно также, как закончили свои жизни многие великие специалисты-практики его ремесла. Вдобавок, на самом закате карьеры. Наверняка здесь скрывалась ирония, вот тут, где-то здесь…
— Знаешь, что во всём этом самое прекрасное? — Голос Коски колоколом бил в его уши, усмешка Коски проплывала где-то наверху. — Теперь я снова начинаю пить.
Один из наемников причитал, пускал пузыри, умолял не убивать его. Монза сидела прислонившись к холодной мраморной столешнице и слушала его, тяжело дыша, обильно потея, изнемогая под весом Кальвеса. Он был бы чуть более, чем бесполезен против тяжелой брони дружинников Орсо, даже если бы она размечталась одолеть их всех скопом. Она услышала влажный хлюп вошедшего в плоть клинка и мольбы оборвались долгим воплем и коротким клёкотом. В натуре, не тот звук, что вселяет уверенность.
Она выглянула за край столика. Насчитала семерых стражей — одного, выдёргивающего копьё из груди наёмника, двух поворачивающих к ней с тяжелыми мечами наголо, и ещё одного, расшатывающего топор из расколотого черепа Секко. Трое на коленях взводили арбалеты. Позади них стоял большой круглый стол на котором оказалась развёрнута карта Стирии. На карте лежала корона, искрящийся золотой обруч с торчащими, инкрустированными драгоценными камнями дубовыми листьями, не так и отлична от той, что убила Рогонта и его мечту об объединённой Стирии. Подле короны, одетый в чёрное, с чугунного цвета чёрными волосами и как обычно безукоризненно ухоженной бородой, стоял великий герцог Орсо.
Он увидел её, и она его увидела, и вскипела злость, горячо и привычно. Один из стражников вставил в арбалет заряд и навёл на неё. Она почти уже нырнула обратно за мраморную глыбу столика, когда Орсо протянул руку.
— Стой! Подождите. — Тот самый голос, которого она ни разу не ослушалась за восемь тяжелейших лет.
— Это ты, Монцкарро?
— Вот падла, угадал! — огрызнулась она. — Скоро сдохнешь, уёбище, готовься! — Хотя, судя по обстановке, она наверное будет первой.
— Давно готов, — мягко отозвался он. — Ты уже наверняка заметила. Поздравляю! Благодаря тебе разрушены все мои надежды.
— Не благодари! — крикнула она. — Я всё делала ради Бенны!
— Арио умер.
— Ха! — пролаяла она в ответ. — А ты чё думал, раз я пырнула безмозглую пизду в шею и выбросила его в окно! — Судорожная рябь проползла по скуле Орсо.
— Но к чему заострять внимание на нём? Были и Гобба, и Мофис, и Ганмарк, и Верный — я перерезала всё стадо! Каждого, кто был в этой комнате, когда ты убивал моего брата!
— А Фоскар? Я ни слова не слышал о нём, после поражения на бродах.
— Может больше не прислушиваться! — Произнесено с ликованьем, которое она наврядли ощущала. — Готов. Башкой об пол в деревенском доме!
Весь гнев сошёл с лица Орсо и оно вяло и страшно обвисло. — Должно быть ты счастлива.
— Мне нихуя не грустно, вот что я скажу!
— Великая герцогиня Монцкарро Талинская. — Орсо неспешно щёлкнул пальцами, резкий звук отразился от высокого свода. — Поздравляю с победой. В конце концов ты добилась, чего хотела!
— Что я хотела? — На мгновение она не могла поверить в то, что слышит. — Думаешь, я этого хотела? После всех битв, где я за тебя сражалась? После всех моих побед для тебя? — Она едва не визжала, плюясь от ярости. Она зубами сорвала перчатку и потрясла перед ним раздавленной рукой. — Я, блядь, этого хотела? Какой повод мы тебе дали, что ты нас предал? Мы тебе служили верой и правдой! Всегда!
— Верой и правдой? — Орсо сам неверяще поперхнулся. — Бахвалься своей победой, раз так надо, но не бахвалься передо мной своей невинностью! Мы оба лучше знаем!
Все три арбалета уже заряжены и наведены. — Мы верно тебе служили! — возопила она снова, надрывным голосом.
— Ты отрицаешь? То, что Бенна выискивал оппозиционеров, революционеров, изменников среди моих неблагодарных подданных? То, что предлагал им оружие? То, что обещал, что ты поведёшь их к славе? Займёшь моё место? Сместишь меня! Ты думала я об этом не узнаю? Ты думала я буду стоять и хлопать ушами?
— Что за… Пиздишь, сука!
— Ты всё ещё отрицаешь? Я и сам не мог поверить, когда мне рассказали! Моя Монза? Кто была мне дороже собственных детей? Моя Монза предала меня? Я видел собственными глазами! Своими собственными глазами! — Эхо его голоса медленно угасло, и погрузило зал в почти полную тишину. Лишь нежное побрякивание доспехов, тех четверых, что потихоньку приближались к ней. Она же только таращила глаза. В неё медленно закрадывалось осознание.
У нас мог бы быть свой собственный город, говорил Бенна. Ты могла бы быть герцогиней Монцкарро… каковской то-там. Талинской, не договорил он. Мы заслуживаем, чтобы нас помнили. Он задумал всё сам, один, и не оставил ей выбора. Прямо как тогда, когда он предал Коску. Так будет лучше. Прямо как тогда, когда он забрал золото Хермона. Оно наше.
Он всегда был тем, кто строит обширные планы.
— Бенна, — заскулила она. — Ты придурок.
— Ты не знала, — тихо произнёс Орсо. — Ты не знала и теперь всё стало ясно. Твой брат обрёк себя на смерть, и нас обоих вместе с собой, и вдобавок половину Стирии. — У него вырвался печальный смешок. — Как только я посчитаю, что знаю всё, жизнь всегда найдёт способ меня огорошить. Ты опоздал,
