Двор был побольше, чем ожидал Трясучка, и вызвал одни разочарования, раз уж этому заведению предполагалось быть лучшим в мире борделем. Площадка из замшелых булыжников с парой плетёных столиков и кресел, раскрашенных в отшелушивающуюся позолоту. С верхних окон протянулись верёвки и, высыхая, лениво хлопали простыни. В одном из углов неаккуратно свалили винные бочки. Сутулый старик подметал потрёпанной метлой, толстуха устраивала на стиральной доске настоящую взбучку тому, что возможно было каким-то видом нижнего белья. Три исхудавших женщины сидели и скучали за столом. В руке у одной — открытая книга. Другая уставилась на свои ногти, обрабатывая их пилочкой. Последняя раскинулась на стуле, наблюдая за входящими шеренгой артистами, пока вдыхала дым из глиняной трубочки с чаггой.
Коска вздохнул. — Нет ничего более обыденного, или менее выдающегося, чем дом со шлюхами в дневное время, а?
— Похоже нет. — Трясучка смотрел как жонглёры нашли место в углу и начали распаковывать свои причиндалы, в том числе и сверкающие ножи.
— Всегда считал, что быть шлюхой — весьма неплохая жизнь. Как ни крути — успешная. Праздно проводишь дни, а когда наконец тебя зовут на работу, в основном ты работаешь лёжа.
— Не много в том чести, — сказал Трясучка.
— Говно хотя бы помогает расти овощам. От чести и такой пользы нет.
— Что же происходит, когда ты, наконец, стареешь и никто тебя больше не хочет? По мне, так всё что ты сможешь поделать — это пытаться уйти от отчаяния, оставляя после себя ворох сожалений.
Улыбка Коски печально выгнулась под маской. — Это то, к чему приходит каждый из нас, друг мой. В любом ремесле всё то же самое, и наше — не исключение. Солдатчина, мокруха — назови как хочешь. Никто тебя не хочет, когда ты состаришься. — Он нарочито важно прошестовал мимо Трясучки и углубился во двор, отмахивая тростю вперёд и назад с каждым шагом. — Так или иначе, все мы — шлюхи! — Он выдернул из кармана узорчатый платок, взмахнул им проходя возле трёх женщин и поклонился. — Дамы. Глубочайшее почтение.
— Полоумный старый хер, — услышал Трясучка, как одна из них пробормотала на северном наречии, перед тем как вернулась к своей трубке. Группа уже настраивала инструменты, издавая почти такой же кислый вой, как и во время игры по настоящему.
Две высоких двери вели со двора: левая — в игорный зал, правая — в зал для курения, а оттуда к двум лестничным пролётам. Его взгляд скользил по отделанной слоновой костью стене, выложенным ёлочкой отделочным доскам потемневшего обветреного дерева, к ряду узких окон второго этажа. Комнат отдыха гостей. И выше — к окнам побольше, из цветного стекла, под самой крышей. Королевские апартаменты, куда приглашают самых знатных гостей. Куда через несколько часов они собираются пригласить принца Арио и его брата Фоскара.
— Ой. — Прикосновение к плечу. Он обернулся, и, моргая, застыл.
Позади него стояла высокая женщина, вокруг её плеч обвивались сверкающие чёрные меха, на длинных руках — длинные чёрные перчатки, зачёсанные на одну сторону чёрные волосы касались белого лица, покачиваясь легко и плавно. Её маску усыпал хрусталь, сквозь узкие прорези горели нацеленные на него глаза.
— Ё… — Трясучка был вынужден заставить себя отвести глаза от её груди, затенённая ложбинка между грудей притягивала его взор, как улей — медведя. — Может я чем-нибудь… знаете ли…
— Не знаю. О чём вы? — Её накрашеные губы скривились в уголках, отчасти в насмешке, отчасти в улыбке. Кажется будто в этом голосе есть что-то знакомое. Сквозь вырез в её юбках он еле углядел, как сходит на нет длинный розовый шрам на бедре.
— Монза? — прошептал он.
— Кто ж ещё со столь прекрасной внешностью мог заговорить с таким как ты? — Она оглядела его сверху донизу. — Навевает воспоминания. На вид ты почти такой же дикарь, как тогда, когда я тебя впервые встретила.
— По моему, в этом-то и весь замысел. Ты на вид, э… — Он напряжённо подыскивал слово.
— Как шлюха?
— Должно быть дьявольски дорогая.
— Ненавижу выглядеть как дешёвая. Я направляюсь наверх, ждать наших гостей. Всё пойдёт как надо — увидимся на складе.
— Айе. Если всё пойдёт как надо. — У трясучкийной жизни была привычка идти как не надо. Он невесело посмотрел в окна из крашеного стекла. — С тобой ничего не случится?
— О, с Арио я способна управиться. Долго я предвкушала эту встречу.
— Знаю, но, просто говорю, что… если нужно, чтоб я был поближе…
— Сосредоточь свой умишко, чтобы здесь всё прошло по плану. Дай мне самой за себя попереживать.
— Я уже так напереживался, что могу поделиться.
— А я думала — ты оптимист, — бросила она через плечо, уходя.
— Должно быть ты меня от этого отучила, — пробормотал он ей вслед. Ему не очень-то нравилось, когда она так с ним разговаривала, но всё равно это гораздо лучше, чем если бы она не разговаривала с ним вовсе. Он заметил, что всё это время на него смотрел Седовлас, и ткнул в эту здоровенную сволочь пальцем. — Не стой на месте! Давай разметим наш гадский липовый круг, до того как состаримся.
Монза была далека от удовольствия, когда ковыляла, пошатываясь, по игровому залу вместе с Коской. Она не привыкла к высоким туфлям. Она не привыкла к этой обвивающей ноги упряжи. Корсеты и в лучшие времена были мучением, и наврядли помогало то, что из данного вытащили пару пластин и заменили их на длинные, тонкие стилеты, острия которых торчали между лопаток, а рукояти спрятаны у поясницы. Её лодыжки, колени и бёдра уже пульсировали. Мысль покурить засвербила, как всегда, где-то на задворках сознания, но она отогнала её прочь. Она вынесла немало боли за последние месяцы. Потрепеть ещё немножко — вполне скромная цена, если поможет подобраться близко к Арио. Настолько близко, чтобы воткнуть кинжал в его насмешливую харю. Одна мысль об этом придала борзости её шагу.
Карлотта дан Эйдер ждала их в конце комнаты, стоя с царственным видом между двумя карточными столами, обитыми серым сукном, на ней было красное платье, подходящее императрице из легенд.
— Погляди на нас обеих! — усмехнулась Монза, подойдя поближе. — Генерал одет как шлюха, а шлюха вырядилась королевой. Сегодня ночью каждый хочет быть кем-то иным.
— Это политика. — Любовница Арио нахмурилась при виде Коски. — Это ещё кто?
— Магистр Эйдер, какая восхитительная и неожиданная честь для меня! — Старый наёмник изогнулся в поклоне, взметая шляпу, выставляя на обозрение свою шершавую, вспотевшую лысую плешь. — Я и мечтать не мог, что мы с вами встретимся снова.
— Вы! — Эйдер холодно уставилась на него в ответ. — Надо было мне догадаться, что вы в это замешаны. Правда, думала, что вы умерли в Дагоске!
— Также думал и я, но оказалось я был всего лишь очень, очень пьян.
— Меня предать вы смогли даже спьяну. Не иначе — наощупь.
Старый наёмник пожал плечами. — Всегда до слёз жалко, когда предают честных людей. Когда же такое случается с коварными хитрецами, то однако, трудно избежать ощущения некой… космической справедливости. — Коска осклабился на Эйдер, на Монзу и обратно. — Трое таких верных людей как мы на одной стороне? Мне не терпится увидеть, чем всё это обернётся.
По мнению Монзы, всё это обернётся большой кровью. — Когда Арио и Фоскар прибудут сюда?
— Когда все начнут расходиться с великого бала у Соториуса. В полночь, либо незадолго до неё.
— Будем ждать.
— Противоядие, — попросила Эйдер. — Я своё сделала.
— Оно окажется у тебя, когда голова Арио окажется на блюде. Не раньше.
— А если что-нибудь пойдёт не так?
— Ты умрёшь, как и мы. Уж лучше надейся, что дело пройдёт гладко.
— Что же помешает тебе дать мне сдохнуть при любом исходе?
