кружки в якорях и парусниках.
Через две минуты каюта наполнилась ароматом свежезаваренного чая, Михалыч наполнил кружки и сел напротив Надежды.
– Ну, как Валя? – осведомился он. – Вроде бы я слышал, что он сошел на берег, работает на гражданке?
– Да, и уже очень давно, – сообщила Надежда. – Он инженер, и очень хороший…
– Русалка ему в форштевень! – воскликнул старик. – Инженер! Он настоящий моряк, прирожденный… я, конечно, извиняюсь, дамочка, за свои выражения, но не удержался…
– Ничего. – Надежда улыбнулась. – А Валя, он демобилизовался по здоровью… ну опять же, чтобы семью чаще видеть…
– По здоровью – это конечно… – вздохнул Михалыч. – Я вон тоже по здоровью ушел с флота в это училище, а только как вспомню закат на Филиппинах или, к примеру, раннее утро возле мыса Доброй Надежды… Акула ему, извиняюсь, в клотик!
– Чай у вас хороший! – дипломатично проговорила Надежда. – Ароматный!
– Я же говорю – настоящий капитанский! А все почему? – Он поднял прокуренный палец. – Потому что заварки нужно сыпать как следует! Настоящую капитанскую порцию! Ну, дамочка, вы меня о чем-то хотели спросить?
– Да… – неуверенно протянула Надежда Николаевна. – Хотела у вас узнать об одном вашем выпускнике. Да только, к сожалению, не знаю его фамилию…
– А имя? Отчество? Год выпуска?
– Может быть, зовут его Сергей Максимович, а может, и нет… он вполне мог чужим именем назваться. Год выпуска тоже не знаю, но сейчас ему лет сорок – сорок пять…
– Ну это, кашалот ему в переборку, несерьезно! Это, извиняюсь, плыви туда, не знаю куда! Как я могу про него что-то сказать, если вы ничего не знаете?
– Ну, кое-что я все же знаю. Он довольно заметно прихрамывает. Говорил, что сразу после выпускного бала поехал с друзьями кататься на мотоцикле, попал в аварию и заработал сложный перелом ноги. Из-за этого его комиссовали, так что он ни дня во флоте не служил…
– Не во флоте, дамочка, – поправил Надежду Михалыч, насупившись. – Не во флоте, а на флоте!
– Ну, извините, я таких тонкостей не знаю… И еще, – вспомнила Надежда, – еще у него такая татуировка на пальце – перстень с якорем. Но это, наверное, у многих моряков…
– А ведь я, кажется, знаю, про кого вы спрашиваете… – протянул Михалыч, и на лице у него проступила неприязнь. – Каракатица ему в шпангоут! Вы, дамочка, его по какому вопросу разыскиваете? Он вам, извиняюсь, кем приходится?
– Никем. Я подозреваю, что он совершил преступление, – подумав, ответила Надежда.
– И правильно подозреваете! – прогрохотал старик. – Скумбрия ему в трюм! Сергеем Максимовичем, говорите, назвался? Да он такой же Сергей Максимович, как я Владимир Ильич или, к примеру, Никита Сергеевич! Сергей Максимович – так прежнего начальника нашего училища звали, вице-адмирала Определенного!
– Так я и думала… – вздохнула Надежда. – Не стал бы он своим именем называться!
– Я еще не договорил, дамочка! Вы говорите, на мотоцикле он катался? Сколопендра ему в рундук! На мотоцикле-то это верно, да только не просто катался!
Михалыч сделал паузу, перевел дыхание и продолжил:
– Он с одним дружком магазин ограбил и с места преступления на мотоцикле удрал. Мотоцикл, между прочим, тоже угнал. Да далеко не уехал, в аварию попал. Для первого раза легко отделался – учли молодость, хорошие характеристики, чистосердечное раскаяние, дали один год. Ну разумеется, на флот он не попал, с таким пятном на биографии да с поврежденной ногой. Однако потом, я слышал, он себя выдавал за морского офицера и даже форму носил. А сам… сам стал настоящим уголовником – грабежи, кражи, мошенничества всякие… потом, говорят, завязал, на работу устроился, да я не очень верю.
– Что-то в таком духе я и подозревала! – вздохнула Надежда.
– И вы вот, дамочка, насчет татуировки сказали, – продолжил Михалыч. – И опять, как говорится, пальцем в небо!
– А что – разве у моряков не бывает татуировок?
– Бывают, конечно… – Михалыч смутился. – Даже у меня есть… молодой был, глупый… даже сказать неудобно, что у меня наколото и на каком, извиняюсь, месте. У некоторых моряков целые картины изображены! Помню, служил у нас на эсминце «Вразумительный» капитан-лейтенант Хвороба, так у него на спине была наколота картина на политическую тему – Карл Маркс и Фридрих Энгельс побеждают этого, как же его… Антидюринга! Замполит наш, капитан второго ранга Брус, лично эту татуировку проверял и не нашел, к чему придраться, – все, говорит, политически выдержано, хоть на политинформации показывай в качестве наглядного пособия…
– Так почему же вы говорите, что с тем человеком я пальцем в небо попала?
– Вот именно, что пальцем! На всяких местах моряки наколки делают – на спине, на груди и на других, я извиняюсь, частях тела, только не на пальцах. Перстни на пальцах, дамочка, только уголовники накалывают, и каждый перстень что-то значит. К примеру, если цветок на перстне – это значит, что с самой юности человек на зоне обитает, еще по малолетке загремел, если кот наколот – это расшифровывается «коренной обитатель тюрьмы», а если якорь, как у вашего знакомого, – это значит «я корешей не выдаю».
– Надо же! – удивилась Надежда. – Век живи, век учись! Так все же, как того человека звали, и где он теперь может быть?
– Звали его Константин Кефалиди, а где он теперь – это вопрос сложный… Откровенно скажу – не знаю и знать не хочу! Такое знакомство для человека приличного – просто позор!
Выйдя из училища, Надежда малость приуныла. Получалось, что ходила она зря, потому что хоть и узнала она про знакомого Лидии множество подробностей, но это ни к чему не привело. Под своей настоящей фамилией он наверняка не фигурирует, и затеряться в большом городе ему ничего не стоит. А искать его криминальных знакомых – благодарю покорно, можно так нарваться…
Так стало быть, поиски зашли в тупик.
Надежда тряхнула головой и по старой инженерской привычке решила не биться этой самой головой в монолитную стену, а подойти к проблеме с другого конца. Раз она приняла гипотезу о том, что Лидия провернула все дело с украденными деньгами вместе с Константином Кефалиди, то где-то они должны были пересекаться. Вот Вера же видела его. Стало быть, и потом, в течение этого года, кто-то, знакомый с Лидией, мог знать что-то о Кефалиди.
Подруг у Лидии не было, родственников тоже, значит, нужно искать знакомых по месту работы.
Из банка она уволилась год назад, и звонить туда не стоит. Они все равно ничего не скажут – вон как Веру отфутболили. Да еще и заинтересуются – кто звонит, да откуда, да зачем вам Лидия, да вы сама кто такая…
Она набрала номер Веры.
– Все спишь? – нарочно сказала грубо, чтобы расшевелить эту тетеху. – Быстренько свяжись со своим непутевым муженьком и выясни, что он знает о месте работы Лидии. Говорил же он, что она в какую-то мелкую фирмочку бухгалтером устроилась…
– Ладно… – хриплым голосом ответила Вера, – ждите…
Надежда миновала два дома и завернула в небольшой скверик, где присела на лавочке рядом с интеллигентного вида старичком, который читал газету. Мобильник она держала в руках.
Прошло пять минут, Надежда начала скучать. Книжки у нее не было, а рассиживаться вот так на лавочке среди бела дня ей некогда, дел невпроворот. Еще через пять минут она набрала номер Веры. Там было занято. Уже лучше, значит, она дозвонилась до Кирилла и теперь с ним разговаривает.
– Что вы так нервничаете? – спросил старичок, оторвавшись от своей газеты. – Ну опаздывает человек, имейте же терпение. Мало ли что могло случиться?
– Да что там могло случиться, – машинально отмахнулась Надежда, – просто он негодяй!
– Ну, знаете, так у нас с вами ничего не получится! – Старичок нахмурил брови и аккуратно сложил газету, собираясь уходить.
