— У автора «зеркала Линовой» были некоторые… странные способности. Приятели ещё удивлялись… но в Общей Школе Љ1 магию крови изучали разве что на истории, и странные способности остались на уровне мелких пакостей…
— Не только в Общей, — ввернул я.
«Живая магия», она же «магия листьев» («эМэЛька»), она же «магия крови» — удел виртуозов и знахарей-самоучек. Воплощённая элементарность. Знаний не нужно. Получение энергии из собственной крови для большинства неопределённых — интуитивное действие, и заклинания, основанные на необработанной «живой» энергии даются легче других.
Вот только подъём в эМэЛьке больше похож на отвесный утёс, чем на метафорические пандусы и лесенки из других дисциплин. Всё, что не попадает в категорию «примитивные чары», требует нешуточных теоретических знаний, плюс история, лингвистика, естественные науки и умение плясать на руках. Высшие заклинания эМэЛьки практически недоступны: к тому времени, как маг (давно не ученик) доберётся до нужного уровня, он уже изрядно трансформирован. А чтобы взять энергию из живой крови, нужна живая кровь, но никак не «раствор семнадцати неорганических соединений».
То же «зеркало Линовой»: 16 нисов классикой — но чтобы хватило номинала, требуются хорошая растяжка пальцев, быстрота движений и никаких эфин-модификаций организма до четвёртой оболочки включительно. Ах, не можешь развести средний с указательным на сто восемьдесят градусов? Восемьсот нисов. Скорости недостаёт? Тысяча шестьсот. Раз в год гуляешь в грани зазеркалья? Две тысячи. Мысли читаешь? Приятель, не с твоим запасом этот щит ставить, иди, предскажи что-нибудь…
Преподавать эМэЛьку в школах нет смысла. И учителей.
— …чтобы получить девятую степень, автору «зеркала Линовой» понадобилось полкатушки.
— А восьмую?
— Лет десять.
Я прибавил то и другое к двадцати одному (вышло
Тут я сообразил, что снова предполагаю.
— Исключено. Чары очень слабые (вряд ли подействуют на мага), и завязаны на область проживания. Сам разбирайся со своим воображением, некромант.
— Почему бы тебе не называть меня по имени?
— Почему бы тебе не назвать имя?
— Эльсиделл.
Изумлённый взгляд.
Началось. Ну, попадись мне иллюстратор учебника «Новейшей Истории Магии»! На портрете меня здорово приукрасили: вместо маленького, худенького, бледного светлоглазого человека изобразили высокий, обтянутый белоснежной кожей скелет со сверкающими нефритовыми радужками. Наряд и причёску почему-то оставили. Скелету не шло — и получалось, что меня наградили дурным вкусом в придачу к трансформациям.
— Как?! — между тем, переспросила Лека.
— Эльсиделл…
— Это что же… aelsee-dell? «Безголовый»?!
— Не «безголовый», а «Лишённый головы».
— То есть, безголовый. Нет, некромант. По такому имени я тебя называть не стану.
— Почему?
— Потому что это не имя, а дразнилка.
— Вовсе нет. Это имя, и оно означает, что я бываю способен на странные выходки.
— Некромант, что бы там ни подразумевалось, «эльси делл» означает «безголовый». А безголовый — это дразнилка.
— Лека, это комплимент! Дразнить меня пытались всего один раз…
…после чего дразнивший раз и навсегда уяснил, что крестьянское происхождение — как бы ни любили бродячие певцы этот сюжет — вовсе не гарантия магического превосходства.
— Некромант, школьные прозвища не всегда становятся хорошими именами, иногда их лучше просто выбросить. «Безголовый», что бы там ни подразумевали твои однокурсники, — дразнилка. Я не твоя однокурсница, меня не касается то, что они подразумевали, и повода тебя обзывать ты не давал.
Я попытался объяснить, как заработал прозвище. Бесполезно. О большей части моих юношеских подвигов Лека знала — это был, как она выразилась, «хороший дидактический материал». А признавать моё имя не желала, и всё тут. Сокращённый вариант «Эльси» устроил её ещё меньше, называться Даэлем не хотел уже я, пришлось терпеть «некроманта».
От выпитого зелья клонило в сон. Я попробовал сообразить, не упустил ли чего-то важного. Сообразил:
— Лека, здесь есть опасная нечисть?
— Есть, — почему-то Лека улыбнулась.
— Кто именно?
— Леший, водяницы, ивенницы, ивенки. Южнее — болотник. Севернее — синие ветры…
— О… я имел в виду — с которой ты не договорилась.
— Была.
— Значит, если я пойду гулять в лесок напротив, бояться некого? Собачка не цапнет?
— Э… какая собачка? А, шурш? Нет, я его отпустила далеко отсюда, он не вернётся.
— Отпустила?!
— Некромант, я не могла его убить. Магией — мне не хватало сил, мечом — скорости…
…Девушки возвращались из Ворликов через лес, когда из кустов ударила рыжая молния. Альша ничего не успела понять, не успела даже почувствовать боль; практичная Найка глотнула зелья из кожаной фляги, ухватила подружку за целую руку и бегом понеслась по тропе.
Во фляге была «Легконожка-аль2».
Потом Наина долго удивлялась — как ей удалось остаться спокойной? При виде откушенной руки полагалось завизжать и перепугаться до смерти. На испуганного человека хитрый состав действовал иначе: сводил с ума, заставляя плясать и корчить рожи… но девушкам повезло, бурелом лёг под ноги ирксским проспектом, и через минуту они выскочили на опушку, причём, Альша теряла сознание.
Впрочем, она выжила. Спасти Найку, у порога Вирениного дома настигнутую запоздалым испугом, было сложнее.
Вылечив, выслушав, велев бить в «страх-ирис-колокол» и подумав «Новый вид? Или не вымерший старый?», Лека отправилась в лес на поиски нечисти.
Нашла.
Меч против зубов. Они расползлись по норам чуть живые. Два дня Лека болталась на грани, зельями вытаскивала себя с той стороны. На третий выбралась в лес и отыскала логово. Она была еле жива — но она стояла.
Шурш попытался приподняться, но не смог, и тихо заскулил.
Вряд ли женщина выдержала бы схватку не на жизнь, а на смерть: обречённость всегда придаёт нечисти сил. И исподтишка бы не вышло, он почувствует намерение убить.
Пнув жалобно хнычущего шурша ногой, Лека соорудила из верёвки поводок и ошейник.
Шурш лизнул ей руку. Эта странная нечисть доказала, что сильнее. Силу он уважал, силу он слушался.
Лека задумалась. Что делать? Убить в открытую она не сумеет, попытку устроить ловушку он почует, отпустить людоеда нельзя.
Впрочем, у неё был опыт дрессировки. А шурши чуют эмоциональные следы.
Поведав односельчанам об устранении нечисти и о том, что ей необходимо «уехать подлечиться», Лека собрала вещи и отправилась путешествовать.
Дрессировать шурша оказалось несколько сложнее, чем детишек. Но проще, чем лестеней. Лека приучала нечисть к определённому типу следов. Верхнежалецкий сумасшедший убийца был четвёртым
