Питер Марвел
Пираты Елизаветы. Золотой век
Жану де Габриэлю, хозяину заведения 'Таверна Питера Питта', вдохновившему меня своим ромом и побасенками на создание этой книги посвящается.
О Время! Мы тебе сдаем в заклад
Все, что для нас любезно и любимо,
А получаем скорбь взамен отрад.
Ты сводишь нас во прах неумолимо,
И там, во тьме, в обители червей,
Захлопываешь повесть наших дней.
Но в то, что мне дано восстать из праха,
Я верую – и в тьму гляжу без страха.
Да, я люблю.
Коснуться этих слов?
Да это значит —
по лезвию губами прочертить,
где вместо звуков льются поцелуи,
мешаясь с кровью на моих губах
Моральному выводу не нужно особо отведенных строк, ибо он занимает столько же места, сколько и вся сказка.
Глава 1
Вахта Дианы
Odor wsarum manet in manu estiam Rosa submot.[1]
Луна висела над городом, и ни единой звезды не было в ночном небе. Шел пятый час пополуночи – вахта Дианы,[2] или королевская вахта, или, если угодно, собачья, – кому как нравится. Как и прежде, в Испанском озере[3] или у дверей спальни Ее Величества, капитан предпочитал нести ее сам.
Черное и белое, свет и тьма. На одном из своих портретов он велел подрисовать в углу острый серп полумесяца – этого солнца мертвых, что явился символом долгого царствования рыжей Бесс. Сегодня он видит его в последний раз, как в последний раз несет свою сорокалетнюю стражу при луне. Что ж, все, чего он в жизни не совершил, он не совершил по своей собственной воле – много ли его друзей могут похвастаться тем же?
Сэр Уолтер Рэли смотрел в забранное решеткой стрельчатое окно камеры и улыбался.
Когда огненно-красный плащ захудалого дворянина упал в грязь перед королевой, кто мог предположить, что единственная новая вещь в гардеробе никому не известного офицера ляжет в основу могущества всесильного фаворита королевы-девственницы.
Ему не нужна вечность. Вечная жизнь – это вечная память, это вечное повторение того, что, будь его воля, он бы никогда не совершил. Например, он никогда бы не купил этого алого расшитого золотом плаща. Слишком много красного – это всегда плохо. Черные флаги Армады были куда милосерднее красных полотнищ его соратников по оружию. Черный – это скорбь, а в скорби всегда есть место состраданию. Красный – это кровь. Когда его корабли поднимали на мачтах красные флаги – это означало, что они шли проливать влагу, в которой дымилась жизнь, быстро остужаемая норд-остом. Лаская рыжие кудри Ее Величества, Рэли мнилось, что на самом деле есть всего два цвета: черный и белый, а все остальные оттенки – лишь идиотская попытка уйти от истины, не впадая в ложь, – как будто это возможно.
Тянуло холодом и пресной сыростью с Темзы, огарок свечи на грубо сработанном дощатом столе едва освещал угол географической карты, начертанной уверенной рукой мастера, да пару лимонов на треснувшем фаянсовом блюде. По распоряжению короля Якова в камере было запрещено иметь металлические предметы, поэтому даже ножи у него были костяные – те, которые он сам привез с берегов Новой Гвианы. На жесткой постели валяются книги, кисет, расшитый Елизаветой, нет, не Лунной Девой, а его женой, Елизаветой Трогмонтон, леди Рэли, да еще вчерашняя несвежая рубаха и исписанные твердым почерком листы бумаги.
Бедная жена! Наконец-то она сможет владеть им безраздельно. Совсем как он написал когда-то, тоскуя по ней в капитанской каюте давно сгнившего на старых верфях корабля:
Он очень устал от жизни и от любви. Он пережил всех своих соперников, он побывал на краю света и вернулся оттуда всего лишь с кровоточащими от цинги деснами и желтой лихорадкой. Он видел смерть своего сына и узнал ничтожность своих мечтаний. Если не сегодня, то завтра, не завтра, так через неделю его казнят – это такие пустяки по сравнению с тем, что нынче король губит Англию.
Рэли потер переносицу и вздохнул. Он не будет помогать королю, впрочем, как и не станет устраивать заговоры.
Роза Тюдоров увяла. И та, от которой он так устал, которой служил, именем которой называл открытые земли, больше никогда не сможет ему помешать. Он пережил и ее. Пусть на его шею опустится топор, он успеет начать последнюю авантюру. Карта – вот то важное дело, которое он обязан завершить прежде, чем жизнь покинет его тело, а душа вылетит на свободу из обезглавленного кадавра.
