пригнувшись к самой холке, сидели мальчишки-пастухи и молотили пятками бока своих скакунов, отчаянно вопя и завывая, размахивая в воздухе пастушескими бичами и просто длинными ветками.
Трамбовщик, к изумлению Кенета, вперил в это веселое зрелище тоскливый взор, беззвучно шевеля губами — видимо, читал молитву.
После звона подков, грохота колесниц и стука копыт некованых коней топот сотни босых ног казался особенно тихим. До смешного тихим — словно лягушки шлепают по мокрой траве. Молодые воины и мальчишки-ученики бежали медленно. Лица их были суровы и сосредоточенны, словно у дорожной развилки их ждал если и не смертный бой, то уж серьезная выволочка от начальства — несомненно.
— Теперь — все, — тоскливо произнес трамбовщик; провожая взглядом босых бегунов. — Теперь все прошли. Сейчас им только ноги и копыта осмотрят, тогда нам все и скажут.
Кенет сообразил, зачем нужны были на дороге вольные табунные кони, чьи копыта не знали подков и ступали лишь по мягкой луговой траве; понял, зачем бежали босиком воины. Если тяжелая конница с колесницами испытывала дорогу на прочность, то бегуны и вольные кони проверяли качество дороги: не собьются ли копыта, не поранит ли бегун босые ноги?
Молчание длилось недолго. Проверяющие вернулись на дорогу. Толпа сначала затаила дыхание, а потом разразилась приветственными криками еще раньше, чем проверяющие успели сказать хоть слово: по выражению их лиц люди отлично поняли, что это будет за слово.
Мучительно бледный трясущийся распорядитель выступил вперед. Проверяющие подошли к нему и остановились. А потом медленно, не пренебрегая ни одним движением, что предписывал обычай, отдали ему глубокий земной поклон. Распорядитель ответил им поясным поклоном, пошатнулся и свалился на руки двух каменотесов.
Трамбовщик издал могучее ликующее мычание, подпрыгнул и заключил в объятия четырех человек разом, в том числе и Кенета.
Земной поклон означал наивысшее возможное качество дорожных работ. Ни единой щербинки, ни одного отлетевшего камешка, ни одной поцарапанной ноги. Шелковый путь — вот как это называется. За такую работу платят втрое да еще выставляют бесплатное угощение, и не по обычным каэнским меркам, а со всей возможной щедростью. Что останется после пира, сожгут назавтра на походных жертвенниках и пеплом осыплют дорогу, чтоб она насытилась перед тем, как начнет свою службу.
Памятуя о предстоящей ему встрече с драконом, Кенет не воспользовался даровым угощением. Он наскоро ополоснулся из ведра, оделся, расчесал свои влажные темные волосы, скрепил их заколкой, взял котомку и меч и отправился за расчетом.
Пока он собирался, вечер сменился ночью. Вокруг замелькали факелы и костры. Кенет шагал из света в тьму, из тьмы на свет, то и дело заслоняя глаза ладонью. Не он один бродил вдоль дороги в поисках распорядителя, но Кенету повезло больше других — он столкнулся с распорядителем, что называется, нос к носу.
— Расчет хотите получить, господин воин? — блаженно улыбаясь, спросил распорядитель. — Извольте. Сейчас вот и сосчитаем.
Он повлек Кенета за собой. Кенет шел и посмеивался в душе: вот он уже опять и «господин воин».
— Милости прошу, господин воин. — Распорядитель сноровисто отсчитал положенную Кенету долю, а затем прибавил еще столько же. — А это господину вашему родственнику. Поет он, ничего не скажешь, просто замечательно. Без его песен нам бы в срок не управиться. Так уж вы передайте ему... как его, кстати, по имени?
Кенет замялся: он ведь не успел спросить драконова сына, как его зовут.
— Аори, — ответил распорядителю вместо Кенета человек-дракон. — Его зовут Аори. Премного вам благодарен, господин распорядитель, но плату вы моему остолопу выделили не по справедливости большую. Ему полагается расчет только за полдня работы и ни на грош больше.
Он взял из второй доли две крупные серебряные монеты и одну мелкую, первую долю пододвинул Кенету.
— Пойдем, — сказал он.
Кенет ссыпал свои деньги в кошелек, раскланялся с распорядителем и пошел за драконом. Вослед ему неслось неистовое: «Счастливого пути, господин во-о-ин!»
Дракон негромко засмеялся, и перед глазами Кенета золотые колеса засияли ярче факелов.
— Почему вы... почему? — начал Кенет.
— Вы? — улыбнулся дракон. — Какой между нами может быть этикет, Повелитель Молний? Среди равных это не принято.
Кенет жарко покраснел.
— Почему вы... ты... заговорил со мной?
— Ты сделал добро одному из нас, — ответил дракон. — Мы добра не забываем. Собственно говоря, мы вообще ничего не забываем.
Тропинка свернула к лесу. Позади горели и чадили факелы, раздавались восторженные крики. Впереди была влажная спокойная темная тишина. Ветер почти не колыхал листья над головой. По мере того как ветви все тесней смыкались, закрывая собой лунный диск и мерцание звезд, Кенету становилось все легче разговаривать со своим собеседником. Днем, на дороге, все чувства говорили ему, что перед ним дракон, а зрение властно лгало: нет, человек! В обступившей Кенета лесной тьме зрение больше не мешало ему. Он почти не видел своего спутника, но тем более ясно ощущал, что рядом с ним идет дракон.
— Разве он тебе рассказывал? — спросил Кенет.
— Он? Ах, ты о моем сородиче? Нет, я его не встречал.
— А откуда ты тогда знаешь? — удивился Кенет.
— Драконий дар просто так не дается, — прошелестел в лесной траве невидимый дождь.
— Но я не получал никакого дара, — еще больше удивился Кенет.
— Ты его всего лишь не видел, — ответила влажная темнота, — а это совсем другое дело. Драконий дар невидим для людей. Его можем видеть только мы. И маги — кроме тех, кому он предназначен. Обладатель драконьего дара не может увидеть его никогда, будь он хоть самым великим волшебником.
— А какой у меня дар? — с любопытством спросил Кенет.
— Тот, который тебе нужнее всего, — усмехнулся в проеме листвы звездный свет. — Драконы не делают бесполезных подарков.
— А все-таки? — упорствовал Кенет.
Огромное золотое колесо вобрало в себя весь ночной лес, дрогнуло и угасло.
— Почаще переступай через текучую воду. Лучше всего по нескольку раз в день. Пусть это войдет у тебя в привычку. Стоит тебе перешагнуть через воду, и ты невидим для любого мага, который вознамерится за тобой понаблюдать. Я потому и заставил тебя переступить через ручей хитростью, что за тобой присматривали. Теперь тебя не видят и не слышат, и я могу сказать тебе о твоем даре.
Присматривали! Конечно, Кенет не мог всерьез надеяться, что могущественный маг оставит его в покое. Но он и не предполагал, что слежка окажется столь настойчивой.
— Инсанна! — невольно воскликнул он.
— Тебе лучше знать, кто за тобой присматривает, — пожал плечами лес, и листья тихо зашелестели.
— Так, значит, тот волшебник на дороге, — понял Кенет, — это человек Инсанны?
— Вполне возможно.
— Да... похоже на то, очень похоже, — вслух размышлял Кенет. — Разговоры у него... странные такие. Вроде он меня обманул... а вроде и нет. Я так и не понял, где же он сказал неправду.
Дракон ответил не сразу.
— Собственно, нигде, — вздохнула листва. — В его словах не было лжи. Но ты прав, Повелитель Молний. Он тебя действительно обманул.
— Каким образом?
Лес шумно пригнулся и выпрямился.
— Самая гнусная ложь — это ложь с помощью правды. Ложь была не в том, что он сказал, а в том, как он это сказал, кому, а главное — зачем.
