Покажу тебе как. Твое дело маленькое — слушать да помалкивать. Ясно?
— Суровая женщина, — усмехнулся Кенет, когда они с Хаккой вышли на поиски жилья.
— Да нет, — не согласилась Хакка. — Ты бы хозяйку нашу видел — в отсутствие клиентов, само собой.
Жилье отыскалось довольно скоро: квартал свах и свадебных дел мастеров пополняется не так уж часто — ремесло тонкое и не всякому доступное. Старая вязальщица свадебных гирлянд согласилась уступить свахе-ученице две комнаты по сходной цене. Роскошью они отнюдь не блистали, но под определение приличных подходили вполне.
— Это ничего, что я за тебя все решил и гильдию тебе сам выбрал? — спросил Кенет, озирая скромно обставленные комнатушки. — Просто я подумал, что сватать ты наверняка сумеешь, а вот вышивать...
— Вышивальщица из меня — как из задницы утюг, — безмятежно откликнулась Хакка. — Неужели ты думаешь, что если дом прозывается «Парчовые радости», так нас в нем вышиванию учат? Петь, танцевать, стихи слагать — это да, учат. Чарочку гостю поднести с изяществом. На цитре играть. Ну и чему по ремеслу положено. Но не вышивать.
Она обвела крохотную комнатку почти восторженным взглядом.
— Ты все правильно решил, мальчик, — тихо сказала она. — И подумать только, мне даже отблагодарить тебя нечем.
— Ты меня выручила, — напомнил ей Кенет.
— Вот еще, — отмахнулась Хакка. — Совет — он что? Слова, и только. Эх, вот не будь ты магом, я бы тебя так отблагодарила — на всю бы жизнь запомнил.
Хотя, пожив в городе, Кенет и стал краснеть значительно реже, почти утратив эту способность, однако полностью все же не разучился. Наблюдая за смущенным донельзя Кенетом, Хакка от души позабавилась.
— Слушай, — сказала она, извлекая из рукава шелковый платочек, — давай я тебя хоть поцелую-то. Через платок, наверное, можно.
— Не знаю, — усомнился Кенет. — А плохо тебе не станет?
— Насмерть не убьет, — возразила Хакка. — Не обижай старую шлюху, мальчик. Не отказывайся от моей благодарности.
Кенет не хотел ее обижать, но к тонкому шелку, за которым скрывались губы Хакки, прикоснулся губами едва-едва. Как выяснилось, не зря. Хакка коротко, глухо вскрикнула и начала оседать на пол. Кенет бросился было подхватить ее.
— Не надо, — тяжело дыша, запротестовала Хакка. — Я уже давно отучилась падать в обморок.
Она сидела на полу, с трудом переводя дыхание.
— А знаешь, — неожиданно засмеялась она, проведя дрожащей рукой по лбу снизу вверх, — в жизни я ничего такого не испытывала. Вот, значит, как маги целуются.
— Ученики, — натужно поправил ее багровый от смущения Кенет.
— Маги, — уверенно возразила Хакка и встала. — Уж поверь ты мне.
Она внезапно улыбнулась — смущенно, как маленькая девочка, которой впервые в жизни сказали, что она хорошенькая.
— Удачи тебе, маг, — хрипловато произнесла Хакка. — Как найдешь себе ведьму по силе и сердцу, приведи познакомь. Я ее обучу кой-чему... полезному.
Кенет неразборчиво поблагодарил Хакку, пожелал и ей удачи и опрометью помчался вон, все еще чувствуя на своих губах прохладное прикосновение шелка.
День уже клонился к вечеру. Кенет без приключений добрался до постоялого двора, поднялся к себе в комнату, нырнул под одеяло и уснул, даже не поужинав. Всю ночь ему снился ветер, ласково развевающий нити нежного блестящего шелка.
Утром первого дня гербовых торжеств Кенет встал с тяжелой головой: выспался он дурно. Наспех позавтракав, он отправился в казармы: на праздничное построение должны являться все воины, пребывающие в городе, независимо от того, служат они в каэнском гарнизоне или нет. Наоки уже ждал его — бодрый, свежий, празднично одетый, готовый к построению.
— Ты с ума сошел! — ахнул Наоки при виде Кенета. — Ты почему в синем, а не в черном? Массаона увидит — на сей раз дешево не отделаешься. Беги скорей переодевайся.
— Да мне не во что, — растерялся Кенет. — У меня праздничного хайю нет.
— Лопух, — изрек Наоки. — Мой пока возьми. У меня есть запасной. А потом купишь.
— Коротко будет, — возразил Кенет, — и в плечах узко.
Наоки смерил друга взглядом.
— Да, пожалуй. Вот ведь вымахал... оглобля! — жизнерадостно бросил он. — Ладно. Накидку хоть надень. Не совсем по уставу, но сойдет. И волосы перечеши... да не так! Пусти, я сам.
Наоки вынул из волос Кенета заколку, взмахнул пару раз гребнем и закрепил прическу, как принято среди воинов в Каэне: слева у виска волосы подобраны, справа свободно спускаются на плечо.
— Годится, — заявил он, отступив на шаг и любуясь творением рук своих. — Тебе подходит. Надеюсь, массаона будет так доволен твоей прической, что на синий хайю посмотрит сквозь пальцы и удовлетворится накидкой... эй, ты ее к какому месту цепляешь?!
Наоки отобрал у Кенета праздничную черную накидку, встряхнул ее и сам ловко прикрепил к плечам Кенета застежками.
— Вот теперь можно и на построение, — сообщил он. — Пойдем скорее, не то опоздаем.
При виде черной накидки поверх синего хайю Кенета губы массаоны чуть дрогнули — но и только. Вообще-то лишь самые бедные воины в дни гербовых торжеств ограничивались малой парадной формой. Хотя устав и не предусматривал непременного ношения хайю по местным торжественным дням — обязательным черный хайю считался в дни имперских праздников, — но каэнцы предпочитали залезть в сколь угодно тяжкие долги, а гербовые празднества встретить в полном парадном одеянии. Однако молодой чужак мог и не знать ни об этой традиции, ни о самих гербовых торжествах. К тому же он и так отдал дань местным обычаям, ради праздника соорудив себе прическу на каэнский манер. Да и честно говоря, не стоит донимать его придирками. Полевой агент и вдобавок маг! Массаона Рокай прекрасно догадывается, что именно утаил Наоки в своем рассказе. «Темни сколько хочешь, молокосос, а все твои наивные хитрости способны обмануть разве что клопа с оторванной головой. Ясно же, что Кенет, и никто другой, был тем могучим магом-целителем, который вернул к жизни твою сестру. Тайны, видите ли. Развел секреты, щенок. Я тебе твои секреты еще припомню. Сразу надо было говорить, отчего тебя понесло из вельмож да в простые воины, сразу. Я бы тебя, паршивца, по-иному вздрючил за твой промах. И не стал бы подвергать такой угрозе твой рассудок. Поросенок ты неблагодарный, я ж с тобой как с родным — неужто ты не мог мне довериться? Обидно. Ох, до чего обидно. Одна надежда, что твой приятель-маг вгонит в тебя хоть немного ума, раз уж природа обделила. Маги и вообще славятся знанием людей и спокойной рассудительностью. Ремесло у них такое».
Вот почему массаона ни словечком не обмолвился Кенету о его не вполне уставной одежде и без колебаний отпустил с ним Наоки раньше, чем намеревался.
— Подарок у тебя с собой? — поинтересовался Наоки, выйдя вслед за Кенетом из казармы.
— Конечно, — кивнул Кенет. — Когда пойдем?
— Прямо сейчас. Не то старик Хассэй сбежит к какому-нибудь больному, и будем мы его искать неделю кряду.
Они и впрямь едва успели застать старого лекаря дома: неугомонный Хассэй уже куда-то собирался. Подарки он принял с благодарностью: и кисть, выбранную для него Кенетом, и новый пояс с красиво вышитым знаком врачебной гильдии, подаренный Наоки. Скорехонько повязав новый пояс и сунув в сумку кисть, старик лекарь извинился перед воинами, что не может предложить гостям даже вина выпить, ибо его ждет больной с переломом стопы и ножевой раной — праздник, ничего не поделаешь, господа воины, в такие дни работы у врача по горло. Он подхватил сумку и бодро засеменил по направлению к набережной.
