увидели его и запомнили, и спустился в комнату, где томился скукой отряд для особых поручений: массаона всегда имел под рукой человек десять на случай чего-нибудь непредвиденного, а уж в дни праздника — тем более.
— Есть приказ, — объявил он.
Воины повскакали со своих мест и замерли навытяжку.
— Объявлен розыск государственного преступника.
Лица воинов несколько поскучнели: такими делами занимается совсем другая служба. И охота была массаоне мараться!
— Имя преступника — Кенет Деревянный Меч.
А вот теперь в выражении их лиц ошибиться невозможно: омерзение, и еще какое! Отправить воинов ловить воина, чтобы отдать его на расправу столичным кровососам. К тому же Кенета после памятного всем трибунала в каэнском гарнизоне уважали и любили.
— Приказываю, — торопливо выговорил массаона, пока никто из воинов не успел запротестовать. — Искать преступника по имени Кенет Деревянный Меч со всем тщанием. Приказ ясен?
— Ясен, массаона, — расплылся в улыбке начальник отряда.
Глядя, как ухмыляются воины, массаона и сам с трудом сдержал ухмылку. Что, съел, болван столичный? Не такая уж мы и провинция. Тоже кое-что смыслим. Воины действительно поняли приказ, как того и добивался массаона. Поняли буквально. Не схватить и даже не найти — искать. Вот искать они и будут, а как же. Весь город перероют, чтоб никаких сомнений не оставалось.
— Места, где он обычно бывает, вам известны? — с деланной суровостью спросил Рокай.
— Да, массаона, — ответил один из воинов; глаза его так и искрились смехом.
— Тогда приступайте. Да, и вот еще что, — как бы между прочим обернулся массаона к посланцу, — вы, наверное, сочтете нужным присоединиться к поискам?
— Если это только возможно... — начал было гонец, предвидя возражения: вряд ли массаона допустит, чтобы он сам, лично, мог проверить выполнение приказа.
— Не вижу никаких препятствий, — развел руками массаона. — Почту за честь.
Глядя, как оживленно задвигались воины, как ехидно заблестели их глаза в предчувствии развлечения, массаона позволил себе усмехнуться вслед императорскому вестнику. «Топай-топай, Голос Императора. Долго же ты будешь искать в моем городе воина по прозванию Кенет Деревянный Меч. И если я только знаю своих людей — а я их знаю, не сомневайся, — поиски твои будут сопряжены с такими приключениями, что тебе на всю жизнь рассказывать хватит».
Очень узкая полоска сумерек отделяла каэнским летом день от ночи. Когда на страницы легла нежно-лиловая полумгла и читать стало невозможно, Кенет с сожалением захлопнул книгу и встал. Он немного полюбовался заливом, по вечернему времени уже усеянным огнями, спешащими к берегу, и покинул порт. Когда Кенет проходил мимо ночного рынка, его ворота уже распахнулись, встречая первых покупателей. Ночь опустилась на город быстро. И едва угас над горизонтом последний отблеск вечерней зари, как в темном небе над Каэном вспыхнул праздничный фейерверк.
Казалось, все вокруг громыхало, гремело, взрывалось, трещало и хлопало. Радужные корабли рассекали черный небесный океан, раздувая под незримым ветром пламенные паруса. Огненные драконы взмывали во мрак и осыпались на город золотыми звездами. Воздвигались и рушились и снова воздвигались полыхающие замки. Огонь крутился колесом, вертелся волчком, плясал и подпрыгивал. Гигантские ветряные мельницы бешено вращали огромные пламенеющие лопасти. Золотые и серебряные птицы, разбрасывая огненные перья, летели куда-то в ночь, прогоняя ее в немыслимую даль. И то и дело вспыхивала и гасла, вспыхивала и гасла и снова вспыхивала огромная сияющая рыба, и из ее разверстой пасти текла нескончаемым серебром дорога.
Восхищенный Кенет не мог себя заставить опустить голову и несколько раз споткнулся. Чудо еще, что в праздничной давке ни один гуляка не попытался затеять с ним свару. Юноша брел наугад, то и дело натыкаясь на других зевак с задранными головами. К лавке каллиграфа Кенет добрался с изрядным опозданием.
Старая служанка неодобрительно покачала головой: как посмел опаздывать какой-то там герой, если его изволила почтить вниманием ее барышня! Не говоря ни слова, старуха взяла Кенета за руку и повела его такими закоулками, что он под страхом смертной казни не смог бы припомнить дорогу. Он уже не радовался фейерверку, не смотрел по сторонам. Он перебирал в памяти слова Хакки и с ужасом думал: «А что, если и это не поможет?» Кенет начал было даже подумывать, не сказать ли Таме чистую правду без всяких затей, хотя Хакка ему и отсоветовала. «Бесполезно, господин воин. Она вам не поверит. Решит, что это пустые отговорки, и возненавидит вас до глубины души. Даже и не пытайтесь!» Кенет хорошо запомнил и этот ее совет, и все другие, но... но если не сработает?
Барышня Тама ждала своего возлюбленного в саду, в небольшом крытом павильоне. Кенет хотя и думал о другом, не мог не восхититься его неброским изяществом. Тама выступила ему навстречу из темноты павильона — бледная от волнения, но одетая с хорошо обдуманной изысканностью. Длинные черные волосы уложены в прихотливую прическу «Ярусы томления», совсем как у героини какой-то там чувствительной истории — Кенет уж и позабыл, как ее там звали, но Наоки ему что-то такое рассказывал. Все три «яруса томления» отливали золотом в свете фейерверка. Платье из белого шелка на пурпурном чехле, несомненно, было выбрано после долгих поисков: именно оно наилучшим образом выглядит в скользящих сполохах света и тени. Да, барышня Тама в отличие от Кенета прочитала великое множество историй о пылких влюбленных и отлично знала, как одеться для ночного свидания в саду, чтобы произвести впечатление. У Кенета мигом во рту пересохло.
Тама отослала служанку и движением руки пригласила Кенета войти в павильон. Кенет шел за ней, ступая как можно осторожнее. Он чувствовал себя тяжеловесным, неуклюжим, совершенно неуместным здесь, среди изысканных цветов с тонким ароматом и незнакомых причудливых деревьев. В павильоне чувство это только усилилось.
Внутри было темно. То ли из предосторожности, то ли из склонности к возвышенному стилю Тама не стала зажигать в павильоне свет, даже свечи не принесла. Только отсветы фейерверка выхватывали из темноты ее лицо с упрямо закушенной губкой, да шелковое платье смутно белело во мраке.
— Садитесь, господин воин, — прошептала Тама, и Кенет послушно опустился на сиденье. Он по- прежнему молчал. Говорить первому — нет уж, увольте. Сама его сюда затащила — пусть сама теперь и говорит.
— Я не успела поблагодарить вас там, в лавке. — Шепот девушки щекотал шею, и Кенет постарался как можно незаметнее отодвинуться.
— Пустое, — пробормотал он.
— Совсем не пустое, — возразила девушка. — Я так испугалась... всю ночь потом не спала.
«Я тоже», — мрачно подумал Кенет.
— Я все время думала... о вас.
— По-моему, высокородная барышня, — осторожно заметил ей Кенет, — вы совершаете ошибку.
— Не смейте! — гневно вскрикнула Тама, позабыв про всякую осторожность, и тут же понизила голос. — Только не смейте говорить мне, что я выдумала себе идеал и по-детски влюбилась в него, а теперь примеряю этот идеал на первого встречного. Это неправда, слышите?
«Молва не лгала, — подумал Кенет. — К сожалению, девочка действительно не глупа. И первое из моих возражений она предвидела и высказала вслух сама. Хорошо еще, что я только им не ограничился — хотя это и чистая правда».
— Конечно, неправда, — спокойно подтвердил Кенет. — Я и в мыслях не имел ничего подобного.
— Тогда что за ошибку я совершаю? — недоверчиво улыбнулась Тама. Раскрасневшаяся от недавнего гнева, с улыбкой на устах, она выглядела очень юной и очень хорошенькой. Слишком хорошенькой. Кенет с трудом отвел глаза.
— Я никогда бы не обидел вас подобным глупым предположением, — горячо заверил ее Кенет. — Нет, вы влюблены не в идеал, а в живого человека. Но как ни горько сознавать, этот человек — не я.
Слова его настолько ошеломили Таму, что заготовленный было ответ замер у нее на устах, и Кенет
