Ты идешь спасать людей из огня. Потому что так уж вышло, что, кроме тебя, их спасти некому. И если ты не сумеешь их исцелить — не сумеет никто. А что такое долгая жизнь калеки — ты пробовал. Почти до самой смерти пробовал. Снег скрипит под ногами, и каждый шаг приближает тебя к испытанию, а всех этих несчастных — к перемене судьбы.
Их присутствие ты ощущаешь издали. Оно взрывается в твоем теле давней болью, навсегда прошедшей, но такой памятной…
Они ждут тебя во внутреннем дворе цитадели. Как же их много и какие они разные! Только одно в них общее — страдание. Ты помнишь. Ты знаешь. Ты чувствуешь. С этих пальцев когда-то срывались огненные шары, эти глаза с восторгом взирали на наставников… а потом не осталось ничего. Ничего, кроме боли и отчаянья.
Пристальные взгляды магов сверлят спину. Ну да, тут ведь сейчас будет твориться магия, которой не бывает. Которой не может быть. Магия, обладание которой тотчас выдвинет обладателя на первые роли. Вот и смотрят во все глаза. Вдруг кто-то что-то успеет понять, уловить, запомнить…
Недаром Великий магистр взял на сей раз в свою свиту магов помоложе. Молодые внимательней стариков, у них память лучше, а если понадобится, то справиться с ними не в пример легче. Бедняги небось и ведать не ведают, чем вызвана внезапная благосклонность Великого магистра.
Ты забываешь о магах. Тебе нет до них никакого дела. Ты медленно идешь вдоль строя тех, которые магами не стали. Которые не стали никем. Промахнулись мимо судьбы. Мимо жизни своей промахнулись. Навсегда. Чей удел не жить, а доживать. Это неважно, что большинству из них не больше двадцати…
Ты доходишь до самого конца строя и останавливаешься. Останавливаешься и смотришь в лицо своему ровеснику. Он глядит на тебя со странной смесью отчаяния и ярости. Кажется, еще миг, и он вцепится тебе в глотку.
— Это опасно, — говоришь ему ты. — Я могу убить тебя.
— Пусть! — выдыхает он, и ты видишь его руну. Руну, исполненную ярости и тоски. Руну несбывшихся надежд. Руну отчаяния. Еще мгновение, и она попросту взорвется.
Рука привычно хватает комок воздуха, в другую тотчас ложится рунный нож. Ты режешь, не задумываясь. Некогда тебе думать. И не о чем. Вокруг пламя, а тебе человека спасать надо. Короткое движение кистью, руна, кувыркаясь, устремляется в полет, ударяется в грудь мальчишки и…
Вдох. Выдох. Ты не убил его. Он дышит. Ровно дышит. Как здоровый. Круглые от испуга глаза. Робкая, неверящая улыбка… слезы! Миг — и он бросается тебе на шею!
Меж вами тотчас вклинивается Эргарет.
— Нет-нет, — говорит он. — Не сейчас. Господин очень занят. Ему людей из огня вытаскивать нужно. Нет у него времени обниматься.
— Из огня? — не понимает спасенный. — Но… разве здесь есть какой-то огонь?!
— Еще какой! — восклицает Эргарет. — Просто его не всем видно.
Ты делаешь шаг в сторону, оказываясь напротив очередного несчастного.
— Это опасно, — вновь говоришь ты. — Я могу убить тебя.
— Ему же повезло! — улыбается мальчишка, кивая на счастливого соседа. — Давай! А то ведь так жить — лучше и вправду сдохнуть!
Твоя рука вновь сминает морозный воздух. Рунный нож режет улыбающемуся мальчишке новую жизнь. Здоровую, а значит, может быть, — счастливую.
Бросок!
Короткий и страшный миг ожидания.
Вдох. Выдох.
Жив.
Счастливый облегченный вздох.
Жив. Здоров. Получилось!
Дестин хлопает его по плечу и что-то говорит ему на ухо.
Шаг в сторону. Следующий.
— Это опасно. Я могу убить тебя.
— Но ты ведь постараешься этого не делать? — с надеждой говорит он.
Еще одна руна, еще один исцеленный. Дестин и ему что-то шепчет. Нет времени выяснять — что. Еще один шаг в сторону. И еще. Скрип снега и морозный воздух под пальцами.
Постепенно темнеет. Неужто это все тянется так долго? Да ведь нет же! Даже странно как-то. Неужели уже вечер?
И опять. И снова. И еще раз.
Ты совсем забыл о магах, толпящихся за твоей спиной. Они не имеют значения. Имеет значение лишь тот, кто в данный момент находится перед тобой. Ты видишь только его руну, слышишь только его дыхание. Еще… еще… еще… ты чувствуешь, как постепенно стихает незримый пожар, как опадает невидимое пламя. Когда последний из спасенных падает перед тобой на колени, ты еще раз со всей остротой понимаешь, что Эргарет был прав. Спасать людей из огня нужно, даже если не умеешь этого делать. Особенно если, кроме тебя, этого сделать некому.
Ты облегченно вздыхаешь, и небо начинает светлеть.
— А мне показалось… что уже вечер… — удивленно бормочешь ты. — Что уже как бы даже и ночь начинается…
— Это у тебя в глазах от усталости потемнело, — улыбается Эргарет. — Не так уж долго ты всем этим занимался. Какая тут ночь?
Великий магистр долго и многословно благодарит тебя за оказанную Ордену неоценимую услугу. Умоляет и впредь прислушиваться к его нижайшим просьбам. И приходить. С лица его не сходит сладенькая улыбочка.
„Интересно, смог он что-то понять из того, что я делал, или нет?“ — мелькает у тебя в голове. Впрочем, долго ты об этом не думаешь. Спасенные принимаются благодарить тебя, приходится спасаться бегством.
— Живите долго, счастливо, берегите здоровье и не занимайтесь магией! — рекомендуешь ты им.
— А сами? — с горечью говорит один из них.
— А сам я работаю поваром! — с гордостью отвечаешь ты. — И если бы не вы… да меня от моих котелков ни один маг не оттащит! Не верите — приходите в „Три белые овечки“. Попробуете мой пирог с грибами, поймете, что такое настоящая магия!
Великому магистру так и не удается затащить вас троих на устроенный в честь исцеления праздник. Оправдываясь тем, что тебе нужно на работу, что там без тебя все окончательно рухнет и голодные клиенты разнесут трактир в щепки, ты сбегаешь, и твои преданные слуги просто вынуждены следовать за тобой.
— А что ты им всем шептал? — спрашиваешь ты Дестина, когда вы трое наконец выбираетесь из Ордена.
— Шептал, мол, если вы намерены благодарить за свое спасение Орден, то это неверно, мой хозяин не имеет к нему никакого отношения, магов вам и вообще благодарить не за что, потому что на все, что сейчас происходит, их вынудили чуть ли не силой, — с ухмылкой отвечает Дестин.
— Как это верно сказано, — ухмыляется Эргарет.
— Как — уехала? Куда?! — ошарашенно спрашиваешь ты у помощника главного повара.
— Бабушка у нее захворала. Тяжело, — отвечает тот. — Прибежал какой-то… с письмом… говорит, скорей, мол, а то бабушка любимую внучку и вовсе не дождется. Так помрет. Тисаф подхватилась и в чем была… передайте, говорит Крэллину, а сама… я ее насилу догнал, плащ отнес и денег на дорогу дал, а то бы так и побежала, бедняжка, до своей деревеньки…
— А далеко… до этой деревеньки? — Ты как со стороны слышишь собственный голос.
— Да не слишком, — отвечает помощник главного повара. — Часа три, если в повозке.
— А если верхом?!
— Перестань, парень, — вздыхает помощник главного повара. — Зачем ты туда поедешь? Все равно
