остерегаться. Но я что-нибудь придумаю.
Правая рука няньки, такая же морщинистая и распухшая в суставах, как и левая, нежно легла на узкую руку принцессы.
— Детка. — Старуха помолчала немного и вновь вздохнула. — Тебе обязательно надо научиться обкусывать ногти. Обязательно. Иначе с такими руками у тебя ничего не получится.
Его величество Эвелль восседал на перевернутом бочонке. Предосенний ветер трепал волосы короля, перевязанные через лоб узкой лентой, расшитой золотом, раздувал парусом распахнутую на груди белую рубаху с простым отложным воротом. Море подкатывало почти к самым ногам свои зеленые волны — совсем такие же, как зеленый янтарь в единственном перстне на правой руке короля.
Вокруг на бочонках поменьше удобно расположились первые дворяне королевства — вернее, только те из них, чье дворянство начиналось с них самих. Те, кому лет этак двадцать тому назад совсем еще молодой Эвелль предоставил простой и ясный выбор: или петля на рее подожженного абордажной командой корабля — или верная служба короне Юльма и полное прощение былого пиратства. Бывшие пираты ни разу не погрешили против клятвы верности, данной под качающейся над их головами петлей. Что ж, король Юльма умел ценить доблестную службу и награждать по заслугам. Старая знать не задирала нос перед новой — особенно после того, как Эвелль невзначай напомнил особо упертым, что их высокородные предки занимались тем же самым, только несколько веков назад... а те, с кого начинается знатный род, предпочтительнее тех, кем он по их собственной дурости заканчивается. Намек был понят, и родовитые особы порешили, что лучше уж новая знать под боком, чем старые пираты в море. Разве не от моря зависит процветание Юльма — а значит, и их собственное? Эвелль умел объяснять изумительно доходчиво: знать усвоила преподанный ей урок, а недавние пираты — хорошие манеры. Чем, как не благовоспитанностью, прикрыть недавние грешки? По правде говоря, ни в одном королевстве никто отродясь не видывал таких благовоспитанных дворян, как те, что сидели сейчас на перевернутых бочонках и смиренно внимали своему коронованному адмиралу.
Притом же Эвелль умел поставить кого угодно на место без малейшей обиды. Вот и сейчас старые вельможи были довольны тем, что именно им, как и во время прежних отлучек его величества, предстоит вершить в отсутствие короля государственные дела, а вельможи новые радовались тому, что их несомненную воинскую доблесть почтили правом сопровождать королевскую особу в столь дальний путь. Одно только непонятно — зачем король собрал их в порту уже после того, как держал во дворце общий совет знати?
— Те, кто остается, свои распоряжения уже получили, — негромко, но звучно произнес Эвелль. — Но вы едете со мной, и вы должны знать, что дело серьезнее, чем кажется.
— Но, адмирал! — возразил его светлость Одноглазый Патря. — Где Найлисс, а где мы? Даже если Найлисс и зажег беглые огни, нам-то что за беда? Общих интересов у нас нет.
— С тех пор, как степь перестала представлять собой постоянную угрозу для Правобережья, — церемонно поправил его Вигнел Левый Крен, — я не могу представить себе общей для наших стран проблемы.
Из всей знати, как старой, так и новой, его сиятельство Левый Крен выражался наиболее изысканно. Дело в том, что Вигнел, как и король, был левшой, и эта черта сходства побуждала его следить за своими манерами особенно тщательно.
— А я могу, — отрезал Эвелль.
На сей раз спорить не попытался никто. Единственно только способность просчитывать все наперед и могла даровать одному победу над многими. Эвелль ею обладал. Он был не просто капитаном, но адмиралом — причем адмиралом, не изведавшим ни одного поражения. Его люди верили своему адмиралу хоть и не слепо, но на его зрение полагались больше, чем на свое. И если уж адмирал видит на горизонте шторм, значит, так оно и есть.
— И Лерметт может, — добавил Эвелль. — Или вы позабыли, как он приезжал к нам уже после ристаний?
— Разве такое забудешь! — во весь рот разулыбался Герцог, которому как раз и выпала честь сопровождать его найлисское величество во время пребывания в Юльме. Иного имени, кроме клички Герцог, бывший юнга с пиратского корабля не имел и вовсе — но зато уж ее носил с честью... возможно, еще и потому, что пламенно жаждал с нею сровняться: коль скоро тебя кличут Герцогом, обидно оставаться всего лишь бароном. Это несоответствие иной раз повергало беднягу в тайную печаль, но он неизменно утешал себя тем, что еще не все потеряно.
— А если так, — ровным голосом промолвил Эвелль, — припомни-ка, чем он у нас интересовался особо?
— Лоциями старыми, — незамедлительно ответил Герцог. — Новыми тоже, но старыми больше всего. И архивами гильдий. Рыбная ловля, рыбная торговля... и зачем оно ему, если от его Найлисса до моря, как великому аргину до мачты?
— Вот и я так подумал, — согласился Эвелль. — А после решил, что молодой король просто- напросто дела свои в порядок приводит. Возможный объем торговли наперед рассчитывает — и рыбной, и заморской.
— Да зачем ради этого самому-то ездить? — встрял Легарет Кривой Румпель, раздувая ноздри того самого органа, которому он и был обязан своим боевым прозвищем. — Довольно ведь первого помощника послать...
Эвелль невольно улыбнулся. Румпель был редкостно умен и неплохо образован — настолько, что сумел по заслугам занять министерский пост — но никакая сила в мире не смогла бы заставить этого самородка именовать министров и советников иначе, нежели лоцманами и квартирмейстерами.
— Навряд ли, — все еще улыбаясь, возразил Эвелль. — Первым помощником у Лерметта знаешь кто? Гном ученый, да впридачу еще и доктор наук из Арамейля. Такого поди пошли, попробуй... как бы он тебя самого не послал.
— Такой может, — скорбно кивнул Патря, которому во время ристаний однажды довелось беседовать с Илмерраном.
— И еще — Лерметт не из тех, кто всю работу на первого помощника переваливает, — сообщил Эвелль. — Он из тех капитанов, кто самолично во все мелочи входит.
— Дельный парень, одним словом, — одобрил Левый Крен, в азарте беседы позабыв на мгновение о изысканных манерах. — Я бы такого к себе к себе боцманом, пожалуй, взял.
— Боцманом, говоришь? — усмехнулся Эвелль. — Ну нет. Подымай выше. Это он бы тебя к себе боцманом взял... может быть.
Вигнел сконфуженно потупился.
— Впрочем, я и сам хорош, — вздохнул король. — Самым простым объяснением довольствовался... а того не взял в толк, что Лерметт ездил не только к нам.
— Ну да, — чуточку растерянно произнес Румпель. — К эльфам он ездил — это еще перед ристаниями — в степь ездил, потом к нам, потом в Арамейль...
— А потом зажег беглые огни, — подытожил Эвелль. — Эльфы, степь, Юльм, Арамейль... я не знаю в точности, что за беда заставила его созвать королей, но беда эта касается всех.
— А если не в точности? — полюбопытствовал Одноглазый Патря. Никто другой не посмел бы позволить себе такую вольность, но Патре прощалось многое — в конце концов, никто иной, как он, первым принес клятву верности новому адмиралу.
— А если не в точности, то мне страшно, — помолчав, признал король.
Румпель недоверчиво дернул кончиком носа. Герцог улыбнулся с готовностью: еще бы — такую замечательную шутку адмирал отмочил! Зато более сообразительный Патря побледнел, а Вигнел Левый Крен выругался так, как и в бытность свою пиратом себе не позволял.
— Совершенно верно, — кивнул Эвелль — Именно так дела и обстоят. Румпель, сообрази хоть ты — что можно высмотреть в лоциях за две-три сотни лет? А заодно и в расписках за треску и прочую селедку? Что изменилось за эти века?
— Морские течения, — уверенно ответил Румпель — недаром же его так ценил Одноглазый Патря в свое время: никто на его судне не знал навигацию так хорошо, как Легарет. — И сильно. Рыба не в прежних
