добился, чего хотел?
Коренга снова разучился говорить и только кивнул. Потом кое-как произнёс прыгающими губами:
– Она летит. Без привязи и без ветра… Если пустить её с высокого места, она улетит далеко-далеко…
Эория посмотрела на глиняного человечка, укреплённого в плетёной корзинке под тонкими лубяными распорами.
– Хотела было сказать, что ты теперь не с пустыми руками к виллам идёшь, – задумчиво проговорила она. – А теперь вот думаю: надо ли им это показывать?
Коренга отмахнулся.
– Я не самый умный из людей, видали и поумнее. Тот же Зелхат такую птицу или уже придумал, но не говорит, или скоро придумает. Значит, так суждено, так Боги хотят… Нравится им или нет, всё равно ничего поделать нельзя!
Эория всё же спросила:
– А если, к примеру, они согласятся твоего Торона поправить, но за это потребуют, чтобы ты своё рукоделие оставил и поклялся, что насовсем его позабудешь?
Коренга нахмурился, но потом бесшабашно рубанул рукой воздух:
– И поклянусь!.. Слушай, отойди шагов на десять, а? Я ещё разок её запущу…
Эория отошла. Птица легко скользнула с его руки и, покачиваясь, невесомо поплыла над землёй. В этот раз Коренга направил её сильнее и выше, и Эория закинула голову, глядя, как восходила в темнеющее небо овеществлённая мечта венна, озарённая снизу золотым светом костра. Рослой воительнице пришлось даже подпрыгнуть, ловя игрушку.
– Вот так улетит, и Торон не отыщет, – проворчала она, возвращаясь под каменный кров. – Завтра натешишься!
Бережно поставила птицу на носовой щит тележки, чтобы любоваться ею при свете костра, расправила кожаный полог и завесила им устье пещеры – для тепла и уюта. Немного подумала – и потянула из своего мешка кожаный туес.
– Доставай сухари, венн! Праздновать будем!
– А я ручей нашла, – рассказала она, когда Коренга расстелил полсть и они улеглись у стены, чтобы греться теплом последних углей и друг друга. – Думала воды в котелке принести, а она там такая же противная, как в озере. Да ещё и горячая…
Эория хотела ещё порассуждать, не этот ли горячий поток проник под брюхо ледяного великана, отчего тот и обрушился, вызвав небывало сильный бурун… но Коренга не отозвался. Он уже спал.
ГЛАВА 70
Смерть из-под земли
Казалось бы, уж в эту-то ночь Коренге самими Богами велено было смотреть любимые сны. О полётах, о вольно раскинутых крыльях, о пенном жемчуге облаков, плывущих внизу… О золотых рассветах и малиновых закатах над пиками гор… Ничуть не бывало! Он спал очень скверно и беспокойно, снедаемый необъяснимой и от этого ещё более жуткой тревогой. Потом ему привиделись Дымные Башни, окутанные пасмурной темнотой. Коренга увидел, как из сожжённых недр крепости поднялась красноглазая тень. Призрачный властелин старого кострища обозревал своё мёртвое царство. Багрово тлеющие зрачки обращались на север и юг, на запад и на восток… Чтобы наконец отыскать троих непрошеных гостей, три частички жизни, укрывшиеся от дождя в пещере под нависшей скалой. Гневно полыхнули кровавые угли зрачков, властелин простёр руку, клубившуюся дымным удушливым пламенем… Невероятно удлиняясь, когтистая лапа потянулась подземными ходами и узкими норами, сквозь дотлевающие пласты горючего камня, мимо целых озёр, кипящих жидким расплавом…
Пока не достигла одного из холмов и не выбралась наружу по неприметному лазу…
Нависла над спящими…
И сомкнулась в казнящей хватке на его, Коренги, правом запястье!..
Молодой венн закричал и проснулся, вырываясь из мурока, однако явь оказалась даже хуже дурнотного сна. Коренга дёргал на себя руку, но освободиться не мог. Запястье держало что-то вроде шипастых тисков, и хватка не ослабевала.
Пещеру же наполняло тёмно-багровое свечение, в точности похожее на приснившееся Коренге. Мгновение спустя он увидел над собой Торона. Пёс глядел ему в глаза, сдержанно урчал и… стискивал зубищами хозяйскую руку…
Первой и самой страшной мыслью, посетившей молодого венна, была мысль о бешенстве, которое всё-таки одолело питомца. Но Торон разжал челюсти, выпуская руку неповреждённой, и отстранился, и тогда только Коренга рассмотрел, откуда происходил свет. Не угли распространяли его, а струя огнисто-чёрного дыма, просочившаяся из-под земли. Дым крался вверх по стене и колыхался под потолком, в самом деле похожий то ли на плотоядно шевелившуюся лапу, то ли вовсе на разверстую пасть…
Рядом на полсти ворочалась и стонала Эория. Её веки трепетали, но проснуться она не могла. Коренга понял: если бы не Торон, он бы и сам точно так же ворочался и стонал, силясь и не умея проснуться. Ядовитый дым исподволь задушил бы его, после чего до мёртвого тела добрался бы стервятник-огонь…
Скверная участь ещё и теперь могла постичь всех троих, если хоть немного промедлить. Коренга снова закричал, схватил Эорию за плечо и принялся что было силы трясти, но сегванка не просыпалась. Наверное, дым был в чём-то подобен хмельному пиву: для равного опьянения кому-то нужно выпить ведро, кому-то – совсем чуть-чуть. Коренга оглянулся на Торона и увидел, что могучий пёс отрешённо опустил голову на лапы и отвернулся, не пытаясь сдвинуться с места. Видно, он потратил последние силы на то, чтобы разбудить хозяина, и теперь готовился к смерти.
Ужас и отчаяние Коренги невозможно передать никакими словами. Вот при таких обстоятельствах люди, много лет пролежавшие в разбитии[60], вскакивают на ожившие ноги, чтобы спасти себя и других. С Коренгой, однако, чудес не произошло, да он о них и не помышлял. Он просто зачем-то рванул из-под руки у Эории её меч в ножнах, который она на ночь всегда клала рядом с собой.
Воительница сразу очнулась и для начала отшвырнула Коренгу так, что он ударился о стену. А в следующий миг они уже ползли к выходу из пещеры, волоча с собой схваченного за что попало Торона.
Ставшее почти безвольным мохнатое тело оказалось баснословно тяжёлым, но и Коренга открыл в себе силу, о которой прежде не подозревал. Все втроём они добрались до полога и кувырком выкатились наружу, срывая и унося с собой кожаную завесу.
Свежий воздух наполнил их лёгкие, ворвался внутрь пещеры…
…И оттуда с оглушительным фырканьем выметнулся длинный язык пламени. Втянулся обратно – и встал прозрачной колеблющейся стеной. Коренга увидел, как его летучая птица словно бы взмахнула крыльями и стала быстро обращаться в ничто, а кожаные борта тележки заплакали восковыми слезами и начали коробиться, съёживаться…
Эория завернулась в мокрый полог и бросилась было сквозь стену огня, пытаясь выручить добро, но сразу выскочила обратно. Ей не удалось добраться ни до тележки венна, ни до собственного мешка. То и другое осталось тлеть в подземном огне. Упустив жертвы, алчное пламя довольствовалось имуществом. Оно пожирало лук и стрелы Эории, превращало в прах её драгоценную
