Слово тролля

помечтать вслух:

— Парни, конечно, это, можно сказать, и ваше дело. Но я обязан вас предупредить, что все мое оружие осталось в повозке, а голыми руками я драться категорически отказываюсь. Вам, разумеется, все равно, но лично мне «Южного Тракта» по горло хватило. Его и так теперь перестраивать придется!

— А что это такое — «Южный Тракт»? — пискнул Анисим.

— Трактир, — спокойно глядя в глаза настоятельнице, объяснил гном. — Был такой трактир на Перекрестке Семи Дорог. Там неделю назад мой друг, тролль, ночевать изволил.

— Неужели вы посмеете… — прошептала сестра Рони. — Боже мой, боже мой…

— Если ты угрожаешь, гном, так это напрасно. — Мать Элизабет уселась обратно в кресло. — Впустую все это. Вряд ли вы посмеете поднять руку на женщин, несущих бремя послушания и молитв.

Из-за ствола ближайшего дерева высунулась рука, умело сжимающая короткий лук с накинутой на него стрелой.

— Я думаю, мы сумеем договориться, — сделала первый шаг к примирению хозяйка монастыря.

— Абсолютно с вами согласен, госпожа, — учтиво поклонился гном.

— Итак, сколько вы привезли с собой?

— Честно говоря, я и сам не знаю, — рассмеялся гном, — как-то пересчитать недосуг было.

Монастырская братия (хотя из братьев был только один Анисим) во главе с настоятельницей, ну и с нами заодно, сгрудилась около повозки. Настоятельница молчала и тихо метала молнии. Оно и понятно — гном умудрился уличить ее, точнее сказать, намекнуть на заинтересованность в оставлении здесь наследницы династии Гиеров. Как шепнул мне кентавр, «теперь эта тетка уцепится за любой предлог, только бы не взять деньги и отказать нам в выдаче девушки». И вот мы всем кагалом сгрудились возле кибитки, и две дюжие «амазонки» вытаскивали один мешок за другим.

— Я что-то не слышу звона металла, — прищурилась мать Элизабет, — надеюсь, Гиер не набил эти мешки просроченными векселями?

— При случае я с удовольствием передам ваши слова королю, — церемонно поклонился Дырявый Мешок, за что заработал еще один довольно неласковый взгляд. — Но спешу озадачить вас еще больше… — Гном обернулся на нашу ватагу, будто проверяя, кто где стоит. — Заранее прошу прощения, но… Милостивая государыня, дело в том, что нам вручили этот «товар», даже не удосужившись пояснить, что там, в этих мешках. Честное слово, я знаю только то, что за это можно выручить намного больше, чем Гиер Одиннадцатый вам задолжал. Мы должны были продать этот товар одному достопочтенному купцу, но, увы, смерть от руки… — Он многозначительно посмотрел на кентавра с эльфом, которые дружно изучали облака. — Смерть от руки разбойников прервала его жизненный путь. Мы застали только руины его дома и его самого, так сказать, в подвешенном состоянии.

— Интересная история, интересная… — вымолвила настоятельница. — Все выгрузили? — Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: — Вскрывайте мешки!..

Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.

На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.

— Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, — наконец открыла она рот.

Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.

— Брат Анисим, что это?

— Кого, простите?

Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…

По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.

— Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?

— А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… — Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:

— Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл — сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. — Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. — Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни — мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!

Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери- настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.

— Интересно, — шепнул кентавр, — нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?

— Сейчас узнаешь… — Эльф очень медленно полез себе под подол.

— Милостивая государыня, — проскрипел гном, — видите ли…

— МОЛЧАТЬ! — взревела старушенция. — Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!

Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.

— Его что, едят? — не понял Куп, делая шаг назад.

— И едят, и. нюхают. — Кентавр подтолкнул меня к кибитке: — Давай, парень, доставай свои… А, гаргульи Ада! — На нас смотрело с полсотни стрел, заботливо натянутых «коричневыми амазонками» на стенах.

— Вот жакхе! Ребята, спокойно! Дио, Куп, отцов ваших за ноги и кишки! Успокойтесь немедленно, или нас сейчас перебьют, как волчат! Делай, как я! — Гном развел руки в стороны, демонстрируя что-то типа миролюбия.

Настоятельница из-за спин сестер отдавала приказы:

— Окружить! Свободные от дежурства и молитв на стены! Бить только по конечностям — Господь желает раскаяния грешников, а не их смерти! Но если что, отпускаю грехи заранее!

— А матушка-то раньше, никак, в армии служила, — вслух восхитился Дио, глядя, как из ближайших казарм к нам неслись сестры в коричневых и черных одеждах.

Лично мне было не до смеха. Всей своей шкурой я чувствовал, что вот-вот начнут свистеть стрелы, польется кровь. Причем не только наша, но и этих озверевших баб! Вряд ли мои друзья будут безропотно подставлять себя под отточенные лезвия стрел! Не то воспитание, не монастырское! А сестры уже заламывали гному руки, перевязывали запястья эльфу, разматывали веревку, чтобы стреножить Дио. Дело принимало уже совсем неприятный оборот! Это я понял по тому, как меня схватили за плечо, начали выворачивать руку. Я взглянул на гнома, тот, перехватив мой взгляд, отрицательно мотнул головой. Ну, нет так нет. Я не стал дергаться…

В общем, повязали они нас! Как прокомментировал дальнейшее Дож, мать Элизабет устроила «показательный суд». Нас построили вдоль монастырской стены, невдалеке от ворот. Рядом, прямо на снег, сложили в кучу все семнадцать мешков с фэлом, а подле них поздравляющего всех с Праздником Весны и Любви брата Анисима.