На краю времени, на пороге мира

меняется.

– А королева нас примет? – Миральда позволила себе усомниться. Все-таки – кто они такие, чтобы вот так запросто требовать аудиенции у царственной особы?

– Разумеется, примет. Королева принимает всех сестер. К тому же, ты была свидетельницей гибели Дэйлорона, а, следовательно, и свидетельницей перелома в равновесии этого мира. Королева будет счастлива послушать твою историю, Миральда. О, вот, кажется, мы и пришли!

…Это и в самом деле был город. Наличествовали заполненный водой ров, достаточно высокая, хоть и неуклюжая стена, круглые башни, похожие на высоченные муравейники. Из-за кривых, низких зубцов выглядывали крыши построек, похожие на кладку змеиных яиц. Ворот, как таковых, не было – просто арка, куда могла пройти любая сестра печали. И повсюду сновали косматые и грязные рабы, что-то ремонтируя, достраивая.

Кларисс присвистнула.

– Вот это да! Сколько ни живи, всегда есть, чему удивиться… Ну, пойдем?

– Пойдем, – вздохнула Миральда. Ей хотелось просто отдохнуть где-нибудь под корягой, но Кларисс буквально лучилась деятельностью, к слову, ей совершенно несвойственной. Было похоже на то, что ближайшую ночь придется снова провести на ногах.

Никто не задержал их у входа. Точно также никто не задал ни единого вопроса, пока они шли по улице – не прямой, как это водится в людских городах, а спиралью загибающейся вбок, вбок… Как раз к центру города владычицы топей. Миральда разглядывала дома, прикидывая, чем это таким липким они политы сверху. Повсюду были ночницы, чинно прогуливающие или просто сидящие у своих домов.

– А вот дворец я помню, – заявила Кларисс, останавливаясь.

Миральда с удивлением обнаружила перед собой еще один «муравейник». Разве что чуть больше прочих. И такой же глянцевый снаружи. Перед входом сидели на земле две ночницы, одна – дэйлор, другая – человек, да пяток рабов понуро топтались внутри маленького загончика.

– И что, мы просто так туда войдем? – Миральда внимательно рассматривала кочевников. Конечно же, это были самые обычные люди, только вот грязные, волосатые, с широченными плечами, короткими кривыми ногами и длинными мускулистыми руками. Королева, видимо, сочла необходимым снабдить их одеждой в виде набедренных повязок – но нечто большее сочла излишеством. Впрочем, невольники вовсе не выглядели изможденными. Наоборот, казались сытыми и гладкими, так что Миральда даже невольно задалась вопросом – а чем их кормят? Уж не соплеменниками ли?

Кларисс молча потянула ее за руку; они миновали стражу и нырнули в прохладный зев «муравейника». Никто не сказал ни слова, будто все были оповещены о прибытии двух ночниц.

* * *

Миральда больше не была человеком. Все изменилось – чувства, восприятие Силы. Даже мысли вертелись в голове по-иному; иной раз Миральда ощущала, как что-то извне подсказывает правильно решение той или иной задачи. Наверное, именно это безмолвное, но могущественное нечто и принесло болотным ночницам славу мудрых существ.

Вот и сейчас – спускаясь по узкой кишке, проложенной под землей, куда-то вниз, Миральда всем своим существом ночницы чувствовала мать. Ту, с которой начался проклятый род болотных сестричек; ту, что сосредоточила в себе темную мудрость болотной воды, но кроме этого – еще и первобытную ярость давно ушедших в небытие первых людских племен.

Но сейчас эта ночница не гневалась; Миральда словно погружалась в озеро грусти, похожей на светлую печаль осени. Королева ждала двух странниц.

А затем, как-то незаметно тоннель оборвался, они очутились на пороге аккуратно вырытой в земле комнаты.

И Миральда увидела ее.

Мать всех болотных ночниц восседала на троне, искусно сплетенном из ивовых прутьев. Отблески пламени искрились на золотом шитье длинного алого платья, оттеняющего нелюдскую белизну кожи, задорно плясали в широко распахнутых, полных тьмы глазах. Королева сидела абсолютно неподвижно, так, что Миральда усомнилась – а не статуя ли перед ней? Но нет. Застывшие черты дрогнули, как вода, тронутая дыханием ветра, и на губах матери всех сестер печали появилась скорбная улыбка.

– Приветствую вас, мои возлюбленные дочери.

Низкий, хрипловатый голос оказался на удивление уютным. Миральда неожиданно поняла, что улыбается в ответ.

– Тебя, Кларисс, дочь народа, исчезнувшего с лица мира сего… И тебя… Миральда…

Королева внезапно замолчала, пристально разглядывая молодую ночницу. Словно что-то было неправильно, и мать не могла решить, что же именно. Затем, встрепенувшись, владычица Кайэра поманила Миральду к себе.

– Воистину, хочется мне услышать твою историю, ведьма. Болотная вода много знает и говорит со мной, но никогда не понять ей того, что происходит в человеческом сердце… Никогда… А ты – ты все еще продолжаешь цепляться за жизнь человеческой женщины, и от этого тебе больно. Не лучше ли забыть? И быть тем, кем ты сейчас являешься?

Растерявшись, Миральда только бросила осторожный взгляд на Кларисс, но та кивнула – иди, мол, сама королева зовет, и ничего не бойся.

Она приблизилась к трону, остановилась на расстоянии протянутой руки. Взгляд королевы опутывал сознание липкой паутиной ложного уюта и спокойствия, маня и обещая избавление от всех горестей… Кто- то шептал в уши – «забудь то, кем была и стань тем, кто ты есть на самом деле. Ибо теперь дом твой – болота, и ночь – твое время». Миральда невольно сжала пальцами виски. Может быть, и в самом деле не стоит больше бороться?..

– Ближе, Миральда.

Еще шаг – и хрупкие пальцы матери нежно касаются лба.

Ноги подгибаются, и вот Миральда уже на коленях перед троном, а королева держит в ладонях ее лицо, разглядывая, пытаясь понять…

– У тебя была странная судьба, – наконец сказала первая ночница, – я хочу услышать твою историю. Нет, не говори, просто думай.

Невозможно было противиться воле владычицы. Воспоминания возвращались, вгрызаясь в сердце, заставляя его, бессмертное, трепетать от боли, сожаления, вины… Она снова стояла у Поющего Озера, и вода, повинуясь последнему королю Дэйлорона, раскрывалась, чтобы принять остатки лесного народа в древнюю колыбель жизни. И капли отравленной воды стекали по плотным листьям деревьев-стражей, шлепались на умирающую землю. А еще раньше… Три ведьмы, три сестры-близняшки и подобранная личинка дэйлор, серая и зубастая; деревня, охваченная пламенем, багровеющий в ночном небе хлыст, порождение самой черной магии. Той, что была рождена ведьмой и замешана на ненависти и боли.

… По щекам катились слезы. Не удержавшись, Миральда отпрянула, торопливо отерла щеки; и увидела, что королева ночниц тоже плачет. Вместе с ней, самой обычной ведьмой, вернее, ночницей.

– Плохие времена настают, – промолвила мать всех ночниц, – слишком много Отражений, слишком… И в тот миг, когда чаша переполнится, и народ Зла двинется вперед, подобно разливу реки, я не буду удерживать сестер. Это когда-нибудь должно было случиться, и я не в силах помешать.

Тут она посмотрела на безмолвно застывшую Кларисс.

– Оставайтесь в городе, сестры. Вы можете жить здесь столько, сколько захотите; со временем вы можете посещать нашу академию – я стараюсь, чтобы все было… как у людей. В академии свои магические навыки совершенствуют самые лучшие мастера иллюзий, мои отважные воительницы, равных которым не сыскать под этими небесами. И пусть время исцеляет ваши раны, хоть удел ночниц и есть вечная скорбь.

* * *

…Миральда не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они с Кларисс пришли в Кайэрские топи. Все было уныло-однообразно, и ничего здесь не менялось с безудержным бегом дней. Пожалуй, только по тому, как вырастали или старели рабы, можно было определить, что прошел год, а за ним еще, и еще. В вечном городе вечной королевы царил покой, подобный бесконечному сну.

А потом в сердце Миральды поселилась тревога, противное, щекочущее чувство. Она не знала, откуда это пришло; словно кто-то невидимый прошил суровыми нитками ее сердце и забавлялся, дергая за свободный конец.