всякий раз Игратос передергивался при одном только взгляде на нее.
– Ну вот и все, обошли, – облегченно вздохнул вожак, повернувшись спиной к шестой по счету арке. – Теперь прямо по этому проспекту, а там уже и вода рядом.
Мы вышли на дорогу, что была еще шире той, по какой мы бежали от Карающей. Я почти не смотрел по сторонам, так устал от мерцающих стен, и вдруг что-то заставило меня поднять голову.
Справа виднелась группа желто-зеленых столбиков, чуть выше моего роста, а за ними начинались стены, что впитали в себя всю зелень, какую я видел в жизни. Там была бледная зелень молодой травы и ярко-зеленая – с болотных окон; и темная, тусклая зелень, какой бывает равнина в начале сухого сезона. Тогда трава уже умирает, но еще не рассыпается.
Я словно бы попал в родные места. Здесь даже дышалось по-другому! Я бродил среди трав олоны, трогал их и слушал, слушал...
– Надеюсь, теперь ты поймешь, чем было для меня и Мерантоса место последнего привала.
До меня медленно доходил спокойный голос Игратоса. И я возмутился его равнодушию – как можно не радоваться такой красоте?! – потом вспомнил холодные, мертвые цвета стен последнего привала и кое-что понял. Для воинов-Медведей они были родными и прекрасными, как для меня эти краски и запахи. И если Мерантосу не нравится мое место, а Игратосу все равно, так и я не радовался, когда попал в их дом. А потом я понял еще кое-что: я сошел с общей тропы и даже не заметил, когда это сделал. Не знаю, сколько я бродил по Равнинным Землям, пока Игратос не вернул меня обратно.
Так же плохо мне было, когда меня судили за смерть наставника. Тогда мне казалось, что глаза старейшин прожигают меня насквозь. Теперь же на меня смотрели те, с кем я делил тропу, и мне было очень стыдно за мою глупость. Я ошибся – даже в мыслях нельзя возвращаться туда, откуда изгнали.
– Мы все ошибаемся, – услышал я голос Игратоса, когда вернулся к тем, кого заставил ждать.
Подняв голову, я увидел его глаза, в них не было насмешки или презрения. Будто бы воин понял, что случилось со мной.
Глаза вожака смотрели с таким же пониманием.
– Становись на свое место... Симорли. – Он слегка запнулся перед моим именем, и я почти услышал уже привычное «Малыш».
Даже если бы это услышали остальные, я не стал бы его вызывать за оскорбление. Вожак не оскорбил меня, все так и есть, рядом с ним я все еще глупыш, только мечтающий о воинском поясе.
– Я думал, что это мой... – Мне едва удалось удержать болтливый язык. – Я ошибся.
– Игратос прав – мы все ошибаемся. – Вожак грустно улыбнулся и вдруг подмигнул. – Между прочим, живые тем и отличаются от мертвых, что могут ошибаться, а мертвые давно уже разучились этому, потому-то с ними так невероятно скучно. То ли дело живые – никогда не знаешь, что они сделают в следующую минуту. Это я тебе как специалист говорю. Так что не переживай: ошибся так ошибся, никто ведь не умер от этого. А небольшой незапланированный привал нам совсем не помешал.
Я не все понял из слов вожака, о чем и сказал ему, а он только фыркнул:
– Ничего страшного. Было бы хуже, если бы ты все не понял. А так... – Вожак пожал плечами. – Кажется, я говорил это больше для себя, чем для тебя. Захотелось, знаешь ли, послушать свой голос. Вдруг, думаю, скажу что-нибудь умное. Чего только не случается со мной в последние дни.
– Это смешно, – мрачно сказал Игратос.
Я с удивлением посмотрел на него. Мне и в голову не пришло, что наставник решил пошутить.
– Приятно слышать мнение настоящего ценителя. – Вожак зачем-то поклонился. – Но лучше бы нам отложить состязание в остроумии. А то с такими темпами мы сегодня к воде не доберемся.
Я занял свое место в стае и не смог удержаться – оглянулся. Мне показалось, что я еще раз прощаюсь с родным домом. Теперь уже навсегда.
– Симорли, не переживай так. – Наставник заметил мой прощальный взгляд. – Ты сможешь вернуться сюда, если не захочешь спать у канала. А возле него, если мне не изменяет память, нет ничего, кроме голых плит.
Память наставнику не изменила. Широкая дорога довела нас до края города и... исчезла. Стены остались за спиной, а впереди и с боков лежала равнина. По равнине текла река. Или канал, как называл реку наставник. Он и объяснил мне, чем река отличается от канала. Равнина и ближний от города берег были выложены плитами. За рекой, где простора было больше, плит я не заметил. Понять, что растет на том берегу, я не смог, но то, что там не надоевший уже камень, – на это моих глаз хватило. Если только подземный город опять не шутит с нами. Кажется, древние очень любили пошутить, совсем как наш вожак.
Последние шаги до реки он не прошел, а пробежал, потом упал на живот и свесил голову за край плиты. Никто не ожидал от него такой прыти, даже Ипша. Она первая опомнилась и бросилась за ним. Я смотрел, как она бежит, и вспомнил бабочку-кровохлебку. Такая же тихая, красивая и... опасная. Крови эта бабочка пьет совсем немного, но бабочки всегда летают стаей. Тот, кого окружала стая бабочек, становился похожим на цветущий куст, но очень скоро умирал. Спасти могли только быстрые ноги и зоркие глаза. Бабочки не гоняются за убегающей добычей – находят другую, не такую быструю и пугливую. В сезон воды еды хватает всем, даже бабочкам-кровохлебкам.
Бег воинов-Медведей спугнул мои воспоминания. Медведи бежали не так легко, как Ипша, но я ожидал от них больше шума, слышно же было лишь клацанье когтей по камню.
Ипша, что уже стояла над вожаком, оглянулась, недовольно зарычала, и Медведи остановились, немного не добежав до него. Я был возле них раньше, чем вожак поднялся и показал нам мокрую ладонь.
Вода пахла... жизнью.
– Далеко. Я едва дотянулся, – выдохнул вожак, не замечая, что с его пальцев капает, а Ипша подхватывает капли, не давая им упасть на плиты.
Мне даже в голову не пришло спорить с ней из-за этих капель.
И Медведи не стали с ней спорить. Наверное, они тоже подумали, что умереть от жажды лучше, чем от яда. Без воды можно умирать долго, но так и не умереть, а вот яд Ипши подействует сразу. И вдруг он стал еще сильнее, пока у нас не было воды?
Последнюю каплю Ипша слизнула уже с руки вожака и требовательно рыкнула. Когда вожак заметил ее, она посмотрела сначала на реку, потом опять на его руку. Вожак покачал головой.
– Слишком долго. Пока ты напьешься, остальные высохнут от жажды. А у меня еще и рука устанет. Пойдем вдоль канала. Думаю, берег где-нибудь понижается. – Ипша недовольно рыкнула. – А если ниже не будет, то придумаем что-то другое. Но пальцы облизывать я больше не дам! Они мне дороги как память о детстве, а ты их быстро сотрешь до костей.
– Смешно, – буркнул Игратос.
Пока вожак говорил, Ипша внимательно смотрела на него, но едва воин сказал одно слово, она быстро обернулась и оскалилась. Тот сложил пальцы в знак извинения. Кажется, прошел целый день, пока Ипша не отвернулась, обратив внимание на вожака.
– Тогда налево, если никто не против.
И мы молча пошли за вожаком.
Река не становилась шире, а вот перед Мостом она даже сужалась. Но, когда
