«Еще бы. С сумасшедшими столько хлопот».
Спорить с Хранителем я не стал – себе дороже. Да и время не самое подходящее. Хотя со временем могут возникнуть проблемы. Свободного времени у меня почти не было. Никогда. И вдруг мне стало некуда спешить. Проблема... Но пусть она будет самой большой моей проблемой! А вот незнакомцу не позавидуешь. Ему никто не скажет, что две луны – это не глюки... Кстати, о незнакомце...
– Старик, хочешь перебраться в другое тело?
«В какое?»
Я опять забыл, что Хранитель слышит мои мысли.
«Тот красавчик на алтаре... помнишь? Я притащил его сюда».
«Повезло ему. Вернулся домой».
Ну надо же! Получается, это мир моего попутчика. Придется и это принять. Не мир, а гостиница какая-то: хочу – живу, надоело – ушел. Можно налегке, а можно и со своим телом. Кстати, о теле...
Но спросить не успел. Хранитель буркнул «нет!» и собрался отключиться.
– Подожди! А почему «нет»?
«Потому, что это нортор».
Объяснение для особо одаренных. То есть не для меня.
– Ты его знаешь?
«Лично его – нет. Но с расой встречался».
Ответ явно отдавал холодком.
– Значит, не хочешь, – догадался я.
Усталый голос, как у терпеливого папаши, что объясняет пятилетнему сыну, почему большую яхту нельзя купить и пускать в домашнем бассейне.
«Только в крайнем случае. Лучше уж терпеть неудобства, чем пользоваться телом нортора».
Я не маленький мальчик, которого можно отвлечь воздушной кукурузой, а Хранитель – не мой папочка. И ему грех жаловаться на неудобства. Это я едва не свихнулся, когда обнаружил соседа в своей черепушке.
«А тебя там вообще не должно было быть. Ты же ушел в Вечность и оставил тело мне».
Как же, как же, ушел я... Для кого вечность, а кого взяли и реанимировали.
Когда-то этот анекдот казался мне очень смешным. Ну еще бы: сидят души в раю, амброзией с нектаром лакомятся. Все тихо, спокойно. И вдруг прилетает еще душа, выхватывает у кого-то ложку и начинает быстро жевать. Этот «кто-то» удивляется: к чему, мол, такая спешка? Ведь впереди у всех целая вечность! А торопыга отвечает: одному, мол, вечность, а другого через пять минут реанимируют.
Хороший анекдот, но после аварии я не смеялся над ним. Когда возвращаешься к своему телу, а на него кто-то предъявляет права – это уже не смешно. В мире столько бесхозных тел, а Хранителю понадобилось мое!
«Мы уже столько раз говорили об этом. У меня не было выбора».
Собеседник вздохнул бы, если б мог. Но он не может. Пока.
– Теперь выбор есть, – сказал я вслух.
Хотелось избавиться от назойливого соседа.
«Только в крайнем случае, – повторил Хранитель. – Неподходящее тело».
– Почему?
«Плохо переносит солнце».
– Красавчик не любит солнце? Тогда понятно, почему он такой бледный.
«Солнце не любит норторов. Так что придется искать другое тело. Получше».
– Насколько лучше?
Уточнение совсем не лишнее. А то запросы у Хранителя те еще.
«Не хуже твоего!»
Ни силой, ни здоровьем меня Бог не обидел. Да и женщины уродом не считают.
– Старик, а ты от скромности не умрешь. Может, это тело оставить тебе, а самому пойти погулять?
«Иногда в твою голову забредают и разумные мысли. Жаль, что так редко».
– Это была шутка, старик!
«Я тоже пошутил».
– Я еще доберусь до тебя, когда ты обзаведешься собственным телом!
Такое обещание я давал почти каждый день. Но пока не мог его выполнить.
«Жду не дождусь!»
Наверное, со стороны это выглядело смешно: сидит человек на обочине и разговаривает сам с собой. Спорит, чтобы скучно не было. Только-только морду себе не бьет. Но никого не нашлось посмеяться надо мной. Повезло кому-то.
9
Добежали до поляны с огромными деревьями, и тут дождь прекратился. А мы остались живы. И укрытие нам не понадобилось. Дождь испугался и повернул обратно. Мне тоже стало страшно. Вот только вернуться мы не могли. Нужно ждать, пока солнце не убьет воду на листьях.
Не знаю, куда Адри бежал, но остановились мы в нехорошем месте. Деревья в Старом лесу только притворялись деревьями. Как танура – сухой корягой. Такой удобной, что хочется посидеть на ней. А потом в траве находят кости птиц и мелких зверьков. На больших танура не охотится, но сидеть потом долго не сможешь. То, что притворялось деревьями, было высоким, толстым и очень старым. Может, и не деревья то были, а древние, самые первые т'анги, что умели становиться кустом, облаком или зверем. Любым. Они первые дети Зеленой Матери. И у всех их был один отец, Санут. А мы уже пошли от них, от первых. Мы не умеем так, как они, – облаком, кустом, деревом. Только зверем. Одним. И таких больших деревьев не бывает. Даже старая куава у дома чарутти кажется теперь тонким деревцем. А ведь под ее ветками можно усадить весь клан.
Адри недовольно ворчит: опять я стою и думаю не о том. В Старом лесу пахло смертью. Старой и страшной. Под молодыми листьями деревья прятали шрамы. Старые и страшные. Как у вожака пуата, чью шкуру трудно пробить копьем. Все соперники, которых он одолел, оставили свой след на ней. И те, кто охотился на его детенышей, тоже оставили. У сосунков-пуатов мягкая шкурка и вкусное мясо. А у вожака и его самок – острые рога и крепкие копыта. Опасный противник даже для т'анга.
Пока я вспоминаю охоту и облизываюсь, Адри переходит от дерева к дереву. Принюхивается, тихо порыкивает. Не нравится ему эта поляна. Очень не нравится. А потом он стал меняться. Не захотел Четырехлапый идти дальше. Камней испугался.
Я подошла ближе и поняла: не камней испугался Адри, а того, чем были камни раньше. Этого все боятся, даже Повелители. Так чарутти говорит. Если развалили все Башни и
