Дверь в светелку девушки была закрыта изнутри. Барон постучал, сначала осторожно, потом кулаком.
– Гилгит, открывай! Это я, твой отец!
Ответом было молчание и шелест одежд.
– Открывай, кому сказано, сучья дочь! – взревел Крэнг, налегая плечом на косяк.
Альс наблюдал за всем происходящим с хладнокровием, достойным всех его предков, вместе взятых. Его сейчас беспокоила не забаррикадировавшаяся в своих покоях некромантка, а молодой рыцарь, на котором не только лица не было, на нем ничего не было. Жалко, конечно, когда высокие чувства рушатся таким чудовищным образом.
– Надо ломать двери, пока она чего не учинила, – предложил эльф. – Давайте, милорд. Раз, два...
На счет «три» дверь с треском слетела с петель, и мужчины ввалились внутрь. Кен и не заметил, как в руках у эльфа оказались мечи. Гилгит стояла на большом сундуке, вжавшись в угол, оскалившаяся, как волчица. Руки ее были замотаны пропитанными кровью тряпками. Эти окровавленные пальцы с кусками облезшей кожи намертво приковали внимание Кенарда. Гилгит времени даром не теряла. Хоть ей и было жутко больно, но она крепко держала в одной руке нож, а в другой за косичку на макушке маленькую девочку лет четырех, ребенка кого-то из прислуги. Нож находился прямо под подбородком ребенка, и по тощей шейке уже текла тоненькой струйкой кровь.
– Ах ты сука, – прошелестел одними губами лорд Крэнг. Голос ему отказал.
– Гилгит, ну зачем? – растерянно спросил Кенард.
Девушка рассмеялась. Нет, не заплакала, не повалилась родителю в ноги, авось простит, нет, она оскалила белые ровные зубки, как снежная лисичка, и разразилась заливистым радостным смехом. Зазывным, очаровывающим смехом, от которого у Кенарда заныло под ложечкой.
– Спрячь свои мечи, остроухий! И ты, колдун поганый, не смей руками двигать! – сказала она ласково и аккуратно надрезала кожу на шее девочки.
Та даже не пискнула, пребывая в жертвенном оцепенении.
– Ты думаешь, тебя это спасет, паскудина? – спросил Крэнг. – Ребенок-то тут при чем?
– Скажи спасибо, что это не твои выродки, – усмехнулась Гилгит. – Но у меня и для них кое-что припасено.
Барон застыл как вкопанный. На кроху ему было наплевать, хоть и жалко ребенка, но угроза по адресу мальчишек подействовала на него, как ведро кипятка. Широкое лицо Крэнга стало пунцовым, а потом позеленело. Всем известно, что некроманты к шуткам расположены мало.
– Брось мечи, нелюдь! – снова приказала Гилгит. – И ты, Кенни, тоже не отставай от своего остроухого друга.
Ириен осторожно разжал руки, и оружие жалобно звякнуло об пол. Кен последовал его примеру.
– Ты не уйдешь далеко, – прошипел барон. Он был без оружия и очень об этом жалел.
– А мне и не нужно будет никуда идти, – нежно улыбнулась девушка.
Кенард не понял, Крэнг тем более, а вот Тронгарс знал, о чем она говорит. Но он продолжал улыбаться. Через силу.
– Нам нужно поговорить, леди... – сказал он.
– Нет.
Гилгит не собиралась ни с кем ни о чем разговаривать и что было силы вонзила нож ребенку под подбородок. Кровь брызнула такой струей, что обдала мужчин с ног до головы. Гилгит охватило малиновое холодное пламя, ленивыми липкими язычками обволакивая со всех сторон. Кровь девочки оживила заранее приготовленный портал. Блаженство близящегося перехода уже плеснулось на щеки Гилгит румянцем, и глаза стали закатываться, но Тронгарс успел вовремя. Он шагнул к Гилгит и, вскинув руки, выкрикнул какие-то слова. С пальцев волшебника сорвалась молния, соединившаяся с малиновым огнем портала, окрашивая его во все оттенки изумруда.
Некромантка свалилась с сундука, как безвольная кукла, и, скуля по-щенячьи, свернулась на полу калачиком. Залитые кровью обожженные руки скребли по полу, как лапки раздавленного паука. Все это произошло так быстро, что, кроме эльфа, никто не успел ничего сделать. Он подхватил на руки девочку, зажимая рукой страшную рану, быстро зашептал наговор. Но было слишком поздно. Малышка умерла мгновенно, нож был слишком длинный, он рассек все вены на шее. Альс продолжал бороться, голос его становился все глуше, пока не замолк окончательно.
– Все, – сказал он и закрыл малышке глаза.
Кенард поразился, сколько крови натекло из маленького ребенка. Небольшая светелка баронской дочери походила теперь на бойню в разгар рабочего дня. Гилгит скулила, закатив глаза под самый лоб.
– Рыцарь, сними с нее амулет, – сказал волшебник. – И вообще, ее нужно забрать из этой комнаты. Тут полно всякой гадости.
Пока Гилгит вязали, барон бушевал, кричали появившиеся откуда ни возьмись служанки, Альс сидел рядом с мертвой девочкой, словно отделенный от всех непробиваемой, толстой стеной.
– Позовите мать ребенка, – попросил он, осторожно укладывая покойницу на пол.
Он не стал дожидаться и тем паче глядеть на то, что последует за его просьбой. Молча ушел, и больше его в тот день никто не видел.
Тронгарс планомерно провел обыск в комнате Гилгит. Лорду Крэнгу и Кенарду отводилась роль свидетелей. Барон не стал церемониться с дочкой. Она сидела в небольшом каменном мешке в подземной тюрьме замка, которая, кстати, обычно пустовала. Барон Крэнг совершенно справедливо полагал, что не стоит затягивать с вынесением приговора и тратиться на кормежку узников более чем двое-трое суток. А так как в пограничных районах судебные вердикты обычно ограничивались двумя видами приговора: «Невиновен» либо «Повесить», то и после суда в темнице никто не задерживался. Поэтому старшая дочка Крэнга сидела на очень крепкой, почти новой цепи, закрепленной на талии, прикованная намертво к стене, в полнейшем одиночестве.
Маг направился прямиком к резному сундуку для одежды, в котором ничего примечательного не было за исключением наличия замка на крышке. Как правило, такие сундуки не имели запоров. Иначе как же слуги станут проветривать одежду? Тронгарс извлек из кармана маленький серебряный ключик, повертел в руках и стал открывать замок. Тот поддался не сразу, вернее, он совсем не поддался, пока маг не прошептал над ним заклинание. Только после этого ключик провернулся до конца, и колдун открыл крышку. В сундуке не было ни одежды, ни тканей на приданое, ни мехов. В нем лежали книги, переплетенные в странную коричневатую кожу, и большая шкатулка, украшенная не традиционным ветландским цветочным орнаментом, а значками вроде рун.
– Что это такое? – нетвердым голосом спросил Крэнг.
– А вы присмотритесь внимательнее, – обманчиво мягко посоветовал маг и, морщась от отвращения, извлек на свет одну из книг. Ту, что была побольше.
Мужчины склонились над добычей мага. Книга как книга, переплетенные в кожу желтые листы, исписанные незнакомыми рунами. Кен пролистал ее туда-сюда, ища закладку, но ничего не обнаружил, захлопнул и... едва не выронил фолиант из рук. Его успел перехватить барон, у которого от ужаса борода встала дыбом.
– Это ж человеческая кожа... – выдавил из себя Крэнг.
Книжка была переплетена в самую настоящую человеческую кожу, потому что на верхней обложке Кен теперь отчетливо рассмотрел полоску шрама, которую он раньше принял за складку.
– Смотрим далее, – продолжил маг, безжалостно извлекая следующий шедевр, не только переплетенный тем же способом, но еще и написанный кровью. – Это самая главная книга некромантов, именуемая «Вечность».
Он швырнул жуткий фолиант в глубь сундука и достал шкатулку. В ней лежали: высушенная птичья лапка, какой-то амулет в виде жезла, состоящего из четырех черепов, круглый измятый комочек черного цвета и несколько стеклянных баночек с серым вязким содержимым.
– Что это значит? – спросил Крэнг мертвым ломким голосом.
– Это значит, рыцарь, что хозяйка сего имущества занималась некромантией и очень даже успешно, – сказал Тронгарс таким тоном, что казалось, что вся светлица сейчас покроется слоем инея толщиной в палец. – Вот эта штука, – он показал на сморщенный, непонятный кусочек, – сердце ребенка женского пола,
