Значит, Фриз решил встретиться с лангером Альсом в «Мухобойке»? Что ж, очень и очень почетно, если, конечно, дело кончится без крови. Бьен-Бъяр как-никак коренной уроженец Хисара и должен знать поговорку, гласящую, что нанявший лангу рискует быть непринятым даже в самую последнюю из всех девяти преисподен. Впрочем, замыслы Степного Волка занимали сейчас толстенького корчмаря менее всего. Он мечтал только о том, чтобы его гости поскорее покинули «Мухобойку», желательно живыми, а уж за порогом пусть хоть на куски друг друга покромсают. Для дела главное – репутация, тем более заработанная каторжным трудом от рассвета до заката и от заката до рассвета.
Кумалан тер стаканы и старался глаза на беседующих лишний раз не поднимать. Голосов он не слышал, но и того, что было видно в начищенное медное блюдо за дальней стойкой, хватило для легкого сердечного приступа. Фриз, как обычно, улыбался своей гаденькой ухмылочкой, поднимающей уголки его тонкого рта резко вверх, как у деревянной куклы. Корчмарь знал, что такая ухмылочка ничего хорошего не предвещала. А вот эльф, наоборот, сохранял на своем лице маску нечеловеческого спокойствия. И если руки Фриза делали какие-то скребущие движения, то ладони эльфа лежали на столешнице как мертвые. Его соратники, занявшие места чуть в сторонке, едва сдерживали ярость. Оньгъе стал пунцовым, а островитянин недобро щурил глаза, бросая гневные взгляды на Фриза. И ничего хорошего сложившаяся обстановка никому не сулила.
Все знают, что злого бога судьбы Файлака не зря зовут злым, ибо та сила, которую он воплощает в себе, никак не может именоваться доброй. Как нельзя назвать добрым море, или ветер, или пламя. Но, с другой стороны, водой можно напиться, если набрать из реки маленький ковшик, а у костра – согреться, если разжечь его из парочки сухих бревнышек. Силы могучи, но никому не возбраняется взять немножко для себя. Судьба же... такая штука, что ни полный величия земной владыка, ни самый распоследний бродяга не могут знать, чем обернется их самый незначительный поступок, малое слово или даже мелкая мыслишка, белкой скакнувшая в полудреме.
Бывает так: выросший в канаве мальчишка-сирота, мелкий воришка, чья жизнь, по всем признакам, должна пройти в той же канаве и там же скоро и бесславно завершиться, становится сначала вожаком стайки таких же воришек. Затем он быстро превращает свою стайку в настоящую стаю, а потом внезапно становится некоронованным королем целой ночной армии убийц, воров, насильников и душегубов прекрасного Хисара. Но и этого бывшему сопливому пацану мало. Мало ему Хисара, прекраснейшего из городов Великой степи, подавай ему всю Великую степь, как пирог с куриной печенкой на золоченом блюде. Год, другой, и уже от края ее до края, от Маргарских гор до моря Лантин-Сиг и от притоков Бэйш до Великого океана летит, обгоняя самого резвого скакуна, жаркая, как пожар, слава о Степном Волке Бьен- Бъяре – самом страшном разбойнике на людской памяти. «Некоронованный король», – говорят за его широкой спиной. И не стоит сгоряча именовать их льстецами. Вот-вот, еще чуточку, и любимчик слепой Каийи, богини удачи-неудачи, решивший, что пора обзавестись не словесной, а самой настоящей короной, начнет присматривать себе подходящее царство-государство, где владыка послабее будет. А что, государи мои, такое уже бывало. И не раз, и не два. Считано ли, меряно ли, сколько раз целая династия грозных и великих королей начиналась с некоего проходимца и ловкого разбойника, чьей наглости хватило не только на грабеж на большой дороге, но и на златой венец владыки? И чем хисарский сиротка хуже? Да ничем, он даже лучше. Ибо силен и отважен, как горный барс, красив, как сказочный див, хитростью и умом тоже не обижен. Какой король пропадает! Вай-вай-вай! Не король, а целый властелин.
И те, что пойдут за таким властелином следом и будут верны, как преданные псы, могут получить многое, почти все и даже немножечко сверху. Фриз был как раз из таких. Они начинали вместе, и более того, Бьен-Бъяр по малолетству ходил под началом Фриза, о чем тот никогда лишний раз старался не упоминать. Если Степной Волк станет королем, то своего наивернейшего соратника не забудет, сделает дворянином и, возможно, одним из советников. Когда Фриз думал об этом, то голова его кружилась от сладких предвкушений. Мечта была так близка и так отчетлива, что бывший хисарский вор уже ощущал чуткими ноздрями запах тонких духов его будущих юных наложниц, ароматы изысканных кушаний и краем глаза зрил блеск драгоценных камней, которые будут принадлежать ему. Даром, что ли, еще в юности дана была ему кличка Длиннорукий? Уж больно загребущими были его тонкие, ныне весьма холеные руки.
Хорошо все шло, просто на удивление складно. Верные соратники, золото, кони, большие планы и возможности немалые. А еще принцесса в придачу. Самая настоящая, всамделишная, сама на шею вешалась, сама пухлые красивые губы для поцелуев подставляла, юная, капризная, девственная. Не угадали кто? А уже вся Ан-Риджа по углам шепчется. Ну да ладно...
Все есть, осталось только царство раздобыть. И не какое-нибудь захудалое, а богатый Сандабар. Уж больно запал Бьен-Бъяру в душу Чефал – древний и красивый город, город трех тысяч лестниц, город храмов и дворцов, что один другого великолепнее. Лакомый кусочек, только возьми да в рот положи, как сладкий спелый персик. Никто из соседних государей и слова худого не скажет, если кое-кто отберет корону у презренной владычицы Тайры-Ли, которая не только имела наглость уродиться женщиной, а значит, существом низким и подлым, но и осмелилась отказаться от навязчивого покровительства соседей. Степной Волк не уставал возносить хвалы слепой богине, но, видимо, переусердствовал в своем рвении и оскорбил ее злопамятного брата. Боги они ведь как люди стоит только дать им повод для зависти и недовольства и они готовы состроить смертным какую-нибудь особенную подлянку.
Шел недавно Степной Волк через Толстый рынок. Не один шел, конечно, с ним «десятка» полная шла при оружии. Торговцы наперебой предлагают свой товар, да не купить, а даром. Кому сколько не жалко. А кому жалко, тот не скажет. Кое-что Бьен-Бъяр берет: шелк там инисфарский или, скажем, кувшинчик саффского. По мелочи, чтоб добрые люди не обижались. К слову, больше ему по душе улыбчивые лица и склоненные спины. Истинный владыка. И тут откуда ни возьмись прямо на дороге сидит старуха. Мерзкая такая старушонка, вся сморщенная, как черная изюмина, в лохмотьях грязных. Попрошайничает старая без зазрения совести и ухом не ведет. Бьен-Бъяр идет, старуха сидит, он уже остановился, а она даже головы не подняла, карга старая. Ну кто такое потерпит? Тем более будущий властитель Сандабара. Пнул сокол степной старую, но не сильно, а легонечко, мол, прочь с дороги. Тогда поднимает бабка лицо, а глазищи-то у нее темно-синие, как вечернее небо, стра-а-ашные. И говорит она тихонечко, но слышно отчего-то всем и сразу, почти всему базару:
«Выбирай, Волк, либо алмазный венец сандабарской королевы, либо королевская кровь чужой нареченной. Твой выбор – твоя судьба. Вижу кровь твою на великом мече и в рабском ошейнике».
Так прямо и сказала, а пока Бьен-Бъяр челюстью туда-сюда двигал да пока его охранники за сабли хватались, исчезла бабка в ослепительном белом пламени. Ибо была то не простая нищая, а сама Мать Танян – чародейка-пророчица из тайного города Сакша. Так-то вот!
Великая степь полна историями о ее пророчествах, как походный котелок кашей. Все знают, что Мать Танян словами не сорит, и ежели кому чего пообещала, так тому и быть.
Кто-то, возможно, покручинится да и смирится, но только не Бьен-Бъяр – любимчик удачи, который провинился только тем, что опоздал родиться для битв с самими богами. Бьен-Бъяр, и без того разумом не обиженный, подумал-подумал и решил нанять лангу. Тем более что заплатить за такое удовольствие ему было вполне по силам. Уж больно не хотелось отказываться от красавицы Сейдфал, совсем не хотелось. Об отказе от сандабарской короны речь вообще не шла.
Ходят, ходят еще по земле отряды непростых наемников, называемые лангой. И людская молва утверждает, что лангерами становятся только те, на ком судьба при рождении не поставила своей печати, которой клеймит она всех без разбору рода и племени. Есть и такие среди смертных как исключение, лишь подтверждающее удручающее правило. И только в их силах повлиять на чужую судьбу.
Хотя смотря какая судьба. Ежели уродился ты, скажем, сыном пахаря, внуком земледельца, то только редчайший случай избавит тебя от предназначенной участи. И никакая ланга не поможет. Но если вплетется в жизнь нежданное пророчество, то тут можно и побороться. Для того и существуют ланги.
– Нет, – сказал после недолгого раздумья эльф.
– Что это означает?
– А разве у этого слова есть еще какое-то значение? «Нет» означает, что мы не пойдем вместе с Бьен- Бъяром ни в Хисар, ни куда бы то ни было, господин Фриз.
Голос лангера звучал так решительно, что посол Бьен-Бъяра даже растерялся сначала. Может быть, он мало предложил? Пять тысяч серебром – это баснословная сумма даже... даже для помешанного на деньгах Инисфара.
